Игорь СОКОЛ: В семь вечера возле Котовского, НФ-рассказ

1.
…Микроавтобус, надсадно чихнув мотором, остановился. Началась высадка. Среди пассажиров находился гражданин Украины Степан Филиппович Бусленко, прибывший в Молдову впервые после – страшно сказать! – полувекового перерыва. Даже не полвека прошло, а чуть больше…
Он был измучен ночным переездом и утомительными пограничными досмотрами, отнявшими почти полночи сна. «Не в таком возрасте путешествовать, Степа», – казалось, шепнул глубоко в подкорке ехидный голос. Но Бусленко постарался отогнать эту мысль, вспомнив бодреньких японских старичков с видеокамерами на улицах Донецка. Им-то пришлось проделать путь не в пример более дальний! Правда, у них и жизнь несколько иная…
Сразу же предстояло пересесть на городской троллейбус, идущий к центру Кишинева. Хотя было еще раннее утро, город просыпался. Люди торопились – кто на работу, кто по хозяйственным домашним делам. Рынок – такое впечатление! – вовсе и не засыпал. Это было первое, что встретилось на пути, как бы заново открывая для гостя полузабытый город…
Сейчас, как и тогда, много лет назад, вокруг звучала непонятная речь. Изредка – русская. Местные люди были приветливы, несмотря на – как и тогда! – довольно убогую жизнь. И все же, пробираясь наобум сквозь базарные ряды, тщетно пытаясь узнать что-то знакомое, Степан Филиппович испытал странное чувство «зарубежья». Он действительно пребывал за границей, хотя еще каких-то полсуток назад ему это казалось смешным. В чем же тут дело?
Остановился, вытер клетчатым носовым платком вспотевший лоб. Солнце уже поднялось выше, начинало понемногу припекать. Перейдя в тень, украинский гость попытался разобраться в своих ощущениях.

2.
Внимательно оглядел улицу. Здания пестрели многочисленными вывесками, и буквы на них были латинские. «Вот в чем дело! Стоит изменить алфавит, и все вокруг превращается в заграницу,» – с иронией подумал Бусленко. Глубоко в душе он оставался гражданином той страны, которой уже почти два десятка лет не существовало. И дело тут не в политической позиции – просто в том Отечестве прошла вся взрослая, трудовая, в чем-то сумбурная жизнь. Теперь предстояло оглядываться по сторонам, ища приметы прошлого. Стараясь держаться в тени, он не спеша двинулся в сторону старых кварталов.
Кое-что он смутно узнавал, но так, будто видел раньше не наяву, а на выцветших старых открытках. Да, центр города, давно залечивший военные раны, выглядел как раньше, а в чем-то, безусловно, был лучше. И все же не уходило ощущение некоей утраты. Словно что-то потерял здесь давным-давно, а найдет ли – неизвестно…
В памяти, словно заезженная пластинка, снова и снова вертелись обрывки разговора с внучатым племянником Вячеславом:
– Дед, ну что ты твердишь: «Мы были счастливы тогда»? Как в принципе можно было в 50-х быть счастливыми? Ведь тогда была всеобщая нищета!
– Поверь, Слава, выражение «не в деньгах счастье» мы тогда понимали буквально. Да и как можно было жить, если еще десяти лет не прошло после войны? Такой страшной войны?!
– Дед, на вас всех действовала пропаганда. И по сей день действует. Ну, какое может быть счастье, если лишняя пара ботинок считается роскошью?
Бусленко умолкал, махнув рукой. Ну как объяснить неуловимое ощущение радости жизни тем, кто тогда еще не родился на свет, кого и в перспективных планах не было? Они считают мерилом всего материальные блага. Может, в чем-то они и правы. И все же далекий 1954-й был для него счастливым годом. Несмотря ни на что…
Следует сказать, что ни родных внуков, ни детей у Степана Филипповича не было. Поскольку единственный сын, холостяк, не вернулся из Афганистана. Мать, убитая горем, ненадолго пережила сына. И остался инженер Бусленко на старости лет один как перст. Как в послевоенной юности…
Чтобы не ощущать себя всеми покинутым, выйдя на заслуженный отдых, перебрался он из Донбасса, которому отдал лучшие годы, к дальним родственникам покойной жены, на Одесщину. И тут – возможно, от географической близости тех мест – вдруг потянуло его на молдавскую землю, где побывал лишь однажды совсем молодым. Сколько лет прошло – и не тянуло, а вот поди ж ты… И наконец-то он снова здесь.

3.
Хорошо, что есть Вячеслав. С ним, в отличие от большинства молодых, можно хоть потолковать иногда о том, родном, давно ушедшем времени. С одной стороны, у парня был интерес к тому, как раньше жили люди, он не был равнодушен к прошлому страны и народа. Знал даже такие запредельные для его поколения вещи, как то, что Хмельницкая область когда-то называлась Каменец-Подольской, а город Хмельницкий – Проскуровом. С другой стороны, он никак не мог – или не хотел? – влезть в шкуру тогдашнего человека, взглянуть на мир его глазами. Или это в принципе невозможно?
Проехал грузовик, весь обрисованный крикливой рекламой, обдал прохожих пылью. Вот как сосуществуют старое и новое: реклама была вещью немыслимой на улицах того, давнего Кишинева, а пыль – прежняя… И как еще, наверное, век назад.
Приезжий грустно улыбнулся, отряхивая светлый пиджак. На каждом углу – дешевый виноград и сливы. И громадный, на всю стену соседнего здания, плакат, рекламирующий услуги Интернета. Как все вокруг смешалось!..
А что произошло именно тогда, в 54-м? Такое, за что наверняка зацепилась бы память? Ах да: здесь открыли памятник Котовскому. Интересно, стоит ли он еще здесь?
Бусленко окликнул проходившего мимо паренька с удочкой и авоськой:
– Скажи, парень, памятник красному командиру Котовскому еще не убрали?
– Нет, чего его убирать? – ответил тот с мягким молдавским акцентом. – Это ведь наш земляк.
– А как его найти?
– Возле гостиницы «Космос», ее спрашивайте. – И парень ускорил шаг на другую сторону улицы.
«Вот как, «Космос»…Название явно более позднее. Что ж, хотя бы ориентир известен». Переспросив дорогу еще дважды, он, наконец, нашел правильное направление. В памяти вновь всплыл разговор с Вячеславом…
«-…Там я познакомился с молдавской девушкой, но нашему знакомству не суждено было продлиться. Договорились встретиться на другой день в семь часов вечера у памятника Котовскому. Не получилось… Ее звали Кира Демьянова.
– Молдаванка Демьянова? Дед, ты что? Такое бывает?
– Она из молдавско-русской семьи. Мы тогда не обращали внимания на такие вещи. С чего началось знакомство, я уж как следует не вспомню. Кажется, я ей помог собрать какие-то цветы… Оступилась и рассыпала букет. Несла его на чей-то семейный праздник. Точно не скажу. А вот «в 7 часов вечера у Котовского» – это запомнил прочно. Может, как раз потому, что не сбылось.
– А найти ее ты не пробовал?
– Адреса я не знал, только имя и фамилию. Домашние телефоны тогда были не у многих. А на следующий день пришлось срочно уезжать. К семи часам мы втроем были уже на полпути к Одессе…»

4.
Стоит вспомнить, как это было! Их было трое, и всем – по 23 года. Юрка Спицын – в Кишиневе жила его тетка, он и предложил поездку, – Вовка Антонюк и третий – он сам, Степа. Тряслись в поезде в переполненном общем вагоне – теперь такие сцены только в кино про беженцев показывать! И радовались дующему навстречу свежему ветру, непривычно яркому южному небу, щебету птиц и даже тарахтению паровоза, изрыгавшему клубы густого черного дыма. «Молодость – сама себе награда», как сказал поэт…
Собирались пробыть в Молдавии три дня. Получилось – два. Юркиной тетке принесли телеграмму, что ее сестра – Юркина мать – попала под автобус. Пришлось срочно выезжать. Забегая вперед, надо сказать: женщина осталась жива, хотя и долго пролежала в больнице. Но краткий отдых в Кишиневе был безнадежно омрачен…
Затем была преддипломная практика, горячка выпускных экзаменов и – распределение в Донбасс. Лишь недавно оправившийся после войны, он тогда остро нуждался в кадрах. И жизнь быстро пошла по накатанной колее: работа, семья, краткие дни отдыха…
На шахтах время от времени происходили несчастные случаи, гибли люди. Приходилось провожать в последний путь тех, с кем еще вчера после работы забивал козла на самодельном столике во дворе… Был момент, когда по обвинению в «преступной халатности» инженера Бусленко могли посадить. Но – обошлось. Следствие установило, что его прямой вины в аварии не было. И все же щемящее чувство, будто чего-то не учел, долго не оставляло.
О Кире Демьяновой он вспоминал изредка. О Кишиневе – еще реже. Оборвалась ниточка, чего уж тут горевать… К тому же не до путешествий было – жизнь сложна! Разве что несколько позже, в 1960-х, стали награждать профсоюзными путевками в Крым. А поездка в Болгарию в 75-м и вовсе показалась вершиной счастья! Может, так оно и было. По сравнению с тем, что случилось после…

5.
Погруженный в грустные мысли, Степан Филиппович не заметил, как дошагал до цели. Вот и отель «Космос». Белоснежное аккуратное здание высится на площади, и вывески на нем – все теми же «иностранными» буквами. И все вокруг – новое, неузнаваемое… Разве что на фоне гостиницы знакомый силуэт. Легендарный красный комбриг выглядел неким оазисом среди нынешнего кишиневского модерна.
Никогда Бусленко не считал себя сентиментальным. А тут вдруг защемило сердце. Словно всплыло из-под холодного льда минувших дней что-то полузабытое, близкое, родное…Обошел вокруг постамента, надел очки, внимательно осмотрел каждую деталь памятника, будто видел его впервые…
«Надо же, никогда не думал, что Григорий Иванович мне таким родным станет,» – попытался в мыслях иронизировать сам над собой, но иронии не получилось. Была неясная тоска по несбывшемуся…
…День прошел, как в тумане – в бесцельных блужданиях по улицам. Уже не пытаясь угадать, что здесь новое, что – осколки старого, он несколько раз обошел центр и посетил две окраины с разных сторон города. При этом ему и в голову не пришло воспользоваться транспортом. Не из экономии – какое там! – а просто душой овладел некий транс. Отстраненно подумал, будто о ком-то другом, что по улицам Донецка или Горловки не смог бы уже столько топать – сел бы на первую попавшуюся скамейку и встал не скоро. А здесь – куда делась усталость?! Он словно ждал чего-то неведомого…
Когда солнце стояло в зените и немилосердно жгло землю, он провел полчаса под зонтиком летнего кафе. Расплатился за две порции мороженого непривычными для него молдавскими леями и молча сидел, словно готовясь принять какое-то, пока неясное решение…
И заметил чей-то пристальный взгляд из угла, направленный прямо на него. Мельком глянул на незнакомца – и оторопь взяла: у того будто не было зрачков. Глаза – как две льдинки. Впрочем, это могло быть обманом зрения…
«У самого глаза подводить стали, вот и мерещится черт-те что», – решил Бусленко и твердо направился уже знакомой, изученной за день дорогой к памятнику красному командиру. Ноги сами несли его к этому островку того, прежнего Кишинева, осколку давно прошедшей юности. О времени он не думал. И тем не менее приблизился к постаменту как раз, когда часы на одной из соседних улиц гулко пробили семь…

6.
Еще подходя, заметил около памятника удивительно знакомый силуэт. Подошел совсем близко и обомлел: перед ним стояла та самая Кира. Он узнал ее сразу. Но не это потрясло его, а то, что сразу вспомнилось: ведь ей, как и ему самому, должно быть сейчас за 70… «Может быть, внучка?..» – мелькнула нелепая мысль и тут же пропала. Не может быть внучка абсолютной копией бабушки, двух совершенно одинаковых людей в природе не бывает. Да и прическа – по моде тех лет, словно из черно-белого советского кино. И одета в то самое платье – или такое же? – ярко-желтое в черный горошек. И сумочка та же, коричневая, потертая…Невероятно!
Сознавая всю нелепость ситуации, он все же заговорил – просто невозможно было молчать:
– Здравствуй, Кира. – Голос предательски дрогнул. – Ты… и сегодня выглядишь, как будто тебе 22 года.
– Ты точно определил, – прозвучал короткий смешок, – мне будет 22 через неделю. Жаль, что ты раньше уезжаешь. А сегодня комсомольское собрание, я еле отпросилась. Отпустили, но сказали, что злоупотреблять этим не следует… Эй, Степа, что с тобой?
– Какое…собрание? – еле выдавил он из себя.
– Комсомольское… Да что ты, мне ничего не будет! Послушай, на тебе лица нет! Так переживаешь?
– Что у меня… с лицом? – Степан Филиппович, внезапно ставший юным Степой, старался совладать с собой. Получалось не совсем.
– Ты же побледнел, как… – она запнулась, видимо, чтобы не сказать что-то обидное. – Как мел! Посмотри на себя!
И протянула ему маленькое круглое зеркальце, неуловимым движением достав из сумочки. Бусленко взглянул – и едва не вскрикнул: он увидел самого себя тогдашнего! Будто снимок из комсомольского билета или его первого паспорта. Только цветной, а не черно-белый. Пошевелил углом рта – отражение, конечно, повторило за ним.
«Я, должно быть, спятил», – обреченно подумал он и уселся на холодный гранит у основания памятника. Несмотря на теплый южный день, камень еще не прогрелся как следует.
Кажется, Кира что-то говорила – он слышал звуки, но смысл слов не улавливал. Бездумно смотрел по сторонам. Площадь выглядела убого. Ни белого здания гостиницы «Космос», ни других, уже привычных ему. Но не это поразило его, а старые машины – «Победы» и «ЗИЛы», проезжающие мимо. Впрочем, их было немного. Будто ожили кадры полузабытой кинохроники. А конная статуя Котовского блестела так, что сразу было ясно: сделана совсем недавно…
Одним словом, вокруг длился всё тот же 1954 год. Но рядом была живая девушка из плоти и крови, и молчать, как истукан, перед ней было неудобно. Степан заговорил. Он рассказывал о Донбассе, с которым пришлось связать жизнь, о Киеве – к сожалению, побывал в нем всего дважды, в командировке, о друзьях и родных. При этом старался не касаться дат. Она что-то отвечала. И не плохой слух мешал воспринимать ее речь, а встающее из глубин сознания: «Я говорю с призраком! И всё вокруг – призрак!» Рассудок протестовал, и тут же, ему вопреки, появилась радость: он все-таки нашел Киру Демьянову, пусть даже через много лет!
– …Некоторых моих близких судьба разбросала по просторам Родины, – вдруг уловил он середину фразы. – Дядя служит в Николаевске-на-Амуре, слыхал такой город? Я тоже не знала раньше…Это в Хабаровском крае. Он военный, это неудивительно: жизнь на колесах. Майя – двоюродная сестра – она врач, поехала в Среднюю Азию, как они говорят, на эпидемию, там вышла замуж и осталась. Сейчас живет в Намангане, это около Ташкента…Зовет к себе в гости, но туда ехать далеко и дорого…
«Ты еще не знаешь, девочка, что такое по-настоящему дорого, – вдруг подумал он, – знала бы ты, сколько теперь стоит дорога, скажем, из Москвы в Одессу…Лишилась бы дара речи! Какая там Средняя Азия!..»
Но вслух сказал другое:
– Родина у нас с тобой была общая. А теперь, чтобы к тебе приехать, мне пришлось брать загранпаспорт.
Она натянуто рассмеялась:
– К нам в Кишинев – загранпаспорт? Ты шутишь, Степа, но извини… эта шутка на бред похожа.
– Это не я шучу, это жизнь. В ней много похожего на бред, не только это…
Разговор, странный и прерывистый, словно состоявший из обрывков, всё же длился. Сколько – полчаса? Чуть меньше или больше? – он не мог бы определить. Тем временем на небе начали скапливаться грозовые тучи. На копыта бронзового коня и переднюю грань постамента упала черная тень.
– Ой! Сейчас как хлынет! – Кира, быстро взглянув на небо, открыла и захлопнула сумочку. – А я зонтик не взяла. С утра было так солнечно… Надо бежать, а то у нас такие ливни бывают! Если завтра еще будешь здесь, приходи.
– У тебя есть телефон? – Степан тут же устыдился своего вопроса, почти наверняка зная ответ.
– Нет, у нас одноэтажный дом. На нашей улице ни у кого нет, только в отделении милиции и то работает не всегда… Если сможешь, завтра приходи!
– В семь?
– Да, раньше не получается…
Она быстро пошла, почти побежала, вприпрыжку, стараясь поскорей дойти до ближайшей автобусной остановки. Он подождал немного и, стараясь сохранить спокойствие, отчетливо сказал сам себе:
– Я, кажется, сошел с ума.
Медленным шагом спустился по каменным ступеням, безразлично – так ему казалось – оглядывая вынырнувшие из небытия кварталы молдавской столицы 1950-х годов.

7.
И вдруг…они пропали. Снова на перекрестке сновали «Жигули», «Ауди» и «БМВ», а над потемневшим бронзовым Котовским нависала громада «Космоса».
Он плохо помнил, как добрался до вокзала, где, устроившись в комнате отдыха для приезжих, провалился в тяжелый сон. И на следующий день, двигаясь, словно на ватных ногах, направился в городское справочное бюро. Сбивчиво изложив суть дела, услышал равнодушный ответ:
– Это не к нам, папаша. Мы следы прошлого не ищем. Вот есть здесь за углом частная сыскная контора, так они однажды даже человека, пропавшего в конце войны, отыскали. Туда идите.
– Частные сыщики – это для богатых…– вздохнул Бусленко.
– Ничего, вы человек пожилой, вам, может, скидка будет…
Он не верил в это, тем не менее, пошел по указанному адресу, благо это оказалось недалеко. Улыбчивый молдаванин – на вид лет около 35-ти – неожиданно легко согласился:
– Я с вас гонорара не возьму. Деньги лучше слуплю с «жирных котов» – тех, что моих подчиненных нанимают за женами следить.
– А что, они и у вас есть?
– Где их нет? Я знаю, о чем говорю, был капитаном полиции. Таким «клиентам» сидеть бы за решеткой, а они – на верхушке жизни… Переходное время, блин! – добавил вполне по-русски и сплюнул. – Давайте еще раз краткие данные, я запишу. Так, Кира, урожденная Демьянова, год рождения 1932-й, проживала в частном секторе. Впрочем, таков был почти весь Кишинев, кроме центра… Заходите завтра, можем что-то накопаем.
Бусленко поблагодарил и, мало надеясь на успех, ушел. Чтобы скоротать время, пошел в кино на шведский фильм, название которого тут же забыл. Фильм шел на молдавском языке с русскими субтитрами, на которые Степан Филиппович почти не смотрел. В итоге понял лишь, что главный герой – швед – зачем-то летал в Америку, где ввязался в чужие разборки (очевидно, местной мафии), но в конце вернулся домой благополучно. Не считая сломанной руки, но это пустяки, заживет. Главное – остался жив.
Киносеанс был лишь средством дотянуть время до завтра. Но оно, это непостижимое время, всё равно тянулось, как резина.

8.
Наконец наступил следующий день…
…– Ну вот, как видите, мы не даром хлеб едим. Нашли! Правда, извините, вашей знакомой нет в живых.
– Как это? – перед глазами Бусленко будто качнулась комната, он поспешил присесть на стул.
– Не переживайте так, дело давнее…Кира Федотовна Марареско, до замужества Демьянова, 1932 г.р., утонула в реке Прут 20 июля 1987 года. Трое детей осталось, сейчас они взрослые…– Видимо, заметив, что клиенту нехорошо, шеф сыскного бюро быстро подал ему стакан воды.
Прошла минута беспокойного молчания.
– Не умела плавать? – хрипло спросил гость первое, что пришло в голову.
– Может, и умела, по-разному бывает…Несчастный случай, никакого криминала. Вот и всё, больше выяснять нечего.
– Ошибки быть не может? – Бусленко решил уцепиться за последний шанс.
– Исключено! Другой Киры Демьяновой такого возраста в нашем городе не было. У нас не Москва, где, говорят, Ивановыми да Кузнецовыми можно целые города заселять. Так что мы свою задачу выполнили, хотя нас всего трое. Между прочим, за найденных покойников гонорар не берем, только за живых. Да не волнуйтесь вы так, сколько лет прошло!


9.
…Он не помнил, как благодарил, как вышел на улицу и «на автопилоте» прошел два больших квартала. Пришел в себя лишь на скамейке под старой липой. Над ухом протяжно гудел шмель. Этот звук окончательно вернул его к действительности.
Собственно, визит к сыщикам лишь подтвердил очевидное: позавчера он более получаса беседовал с призраком. И окружавшие памятник улицы тоже были призрачными. И он сам – молодой парень в карманном зеркале. «Но я ведь не сумасшедший! Сейчас я абсолютно нормален! – настойчиво, уговаривая сам себя, мысленно повторил он. – Я контролирую каждый свой шаг, знаю, что завтра отсюда уеду навсегда. Что же это было? Наваждение? Как назвать? Галлюцинации не бывают такими…вещественными, что ли?»
Он вздрогнул от прикосновения чьей-то твердой руки. Рядом с ним сидел тот самый, недавно увиденный в кафе незнакомец. Узкое бледное лицо без тени эмоций. Одет, несмотря на жару, в светло-серый плащ. Сухая кожа, тонкие и длинные пальцы, как у музыканта. И глаза – будто без зрачков! Такого не спутаешь ни с кем.
– Ты уже достаточно спокоен, чтобы вести беседу? – голос странного незнакомца был лишен эмоций. В нем звучал какой-то небольшой акцент – но не здешний.
– Почему вы мне тыкаете? – попробовал повысить голос Бусленко. – Я ветеран труда, в конце концов!
– Сколько тебе лет, ветеран? Что ты помнишь – похороны Сталина? А я – изгнание Бонапарта из России. Между прочим, можешь обращаться ко мне на «ты». Излишней гордыней не страдаю.
– Сказать можно что угодно…– в голосе Степана Филипповича уже не было прежней уверенности.
– Можно вообще ни о чем не говорить. Встать и уйти… Но тогда ты не узнаешь ответа на вопрос, который тебя мучает. Ведь это я подарил тебе еще одну встречу с твоей незабываемой Кирой. Перенес тебя в юность, можно сказать. Благодарности пока не слышу. Впрочем, это мне знакомо.
– Ты подарил иллюзию… Мучитель!
– А разве не за этой иллюзией ты сюда ехал? Признайся хоть самому себе! Что, не так?
Пару минут оба молчали. Бусленко, превозмогая себя, спросил:
– Кто ты такой? Дьявол? Волшебник? И зачем тебе меня терзать? Такие воспоминания, между прочим, иногда кончаются инфарктом. Тебе это нужно?
Прозвучал короткий невеселый смех – смех, не вызывающий радости.
– Ай-я-яй! И это говорит гражданин бывшей атеистической страны, в прошлом комсомолец и активист! «Волшебник! Дьявол!» Скажем так: я человек не отсюда. Обладающий способностями, до которых вам здесь еще далеко. Очень далеко. Если хочешь, могу продлить встречу, которая вчера прервалась из-за дождя. Кстати, он так и не пошел. Надо же было создать хоть признаки ливня, а то вы беседовали бы до бесконечности… А сон тебе тоже необходим – в отличие от меня!
Странный собеседник был внешне совершенно спокоен. Но по тону было ясно, что он упивается своим могуществом. Бусленко поглядел на него с неприязнью:
– Я для тебя – подопытный кролик? И чего тебе нужно? Говори прямо!
– Зачем так грубо? Кроликам не дают права выбора. А я тебе его могу дать: сегодня же уехать домой и забыть всё, как дурной сон, или продолжить? Как хочешь, выбирай сам. Только учти – за каждый следующий сеанс надо платить. Решай.
– Платить? И домой возвращаться пешком? У меня только и осталось, что на обратную дорогу.
– Ты вправду думаешь, что меня интересуют ваши деньги? Ха! – странный гость мгновенно вынул из внутреннего кармана толстую пачку купюр. Развернул – радугой сверкнули на солнце какие-то крепости и храмы, портреты королей и президентов. Раз! – и так же молниеносно исчезли в потайном кармане, будто их и не было.
– Тогда – что тебе от меня надо?
– Обычная сделка: первый сеанс встречи с молодостью был бесплатным, так сказать, завлекающим. Но за каждый последующий придется заплатить годами жизни. А их у тебя в запасе и так немного. Видишь, я ничего не скрываю. Как захочешь, так и будет. Подумай. Но не затягивай. А я подожду.

10.
Раздумье длилось недолго. Бусленко вдруг осознал, что ему предстоит вернуться к совсем чужим, в сущности, для него людям. Все, кто был ему близок, ушли из жизни или их адреса потеряны. Жизнь была трудной, но интересной, ему везло на людей, с которыми было хорошо. Но это – в прошлом, а впереди – несколько лет одиночества…Так не лучше ли на краткий срок вернуться в далекую юность?
Он кивнул:
– Ты поймал меня на крючок, авантюрист. Выбираю «сеансы встреч». Сколько будет – столько и ладно.
– Ты хорошо подумал, Степан?
– Да, я своих решений не меняю. Жалеть не стану, не надейся.
– Одобряю. – Визитер фамильярно похлопал Бусленко по плечу. – Тогда вперед! Координаты тебе известны.
– Какие еще координаты? – удивился тот.
– Тобой же заданные: в семь часов вечера у Котовского…

11.
…В следующую встречу он сказал Кире:
– Вышло, как в песне Окуджавы: «Нас юность сводила, да старость свела».
– Окуджава? Кто это?
И тут – удивительно, как быстро человек ко всему привыкает! – он чуть не ответил: «Ты бы еще спросила, что такое БАМ и КамАЗ». Но сдержался. Ведь для нее еще длятся 50-е годы…
Он взахлеб заговорил об Окуджаве, Высоцком, Галиче, Визборе – ведь был в свое время горячим поклонником бардов и собирал записи их песен, где мог. Говорил о полетах в космос, достижениях телевидения, о компьютерах и сверхзвуковых лайнерах, о пересадке сердца и чудесных полимерах с наперед заданными свойствами…И сам себе удивился: вот как много, оказывается, в его родном мире хорошего! Что ж так хочется иногда из него убежать?
А она описывала свой скудный быт, который, впрочем, ей таковым не казался: просто обычная жизнь… Не раз ловил себя Степан Бусленко на мысли: как много значит случайность! Не попади тогда в беду Юркина мать – остались бы в Кишиневе еще на день. Обменялись бы с Кирой адресами и, возможно, после он увез бы ее к себе в Донбасс. И не пришлось бы ей тонуть в Пруте тремя десятилетиями спустя… Впрочем, кто знает, что еще – хорошее или плохое – могло бы произойти тогда?!
И наступил день, когда встреча была последней…

12.
…Двое сотрудников столичной полиции Молдовы переговаривались по телефону:
– Да, насчет этого найденного возле Котовского… При нем был загранпаспорт на имя гражданина Украины. Здесь – ни родных, ни знакомых. Зачем приезжал, неясно. Чтобы здесь умереть! А нам с ним возись!
– Место жительства? Узнали: рядом, Одесская область… До границы довезем, а там пусть соседи берут на себя. Когда-то правильно делала Советская власть, стариков за границу не пускала. У нас не похоронное бюро! Сколько лет? По паспорту – 76. А на вид – хорошо за 80, покрыт сеткой морщин.
– Жизнь, говоришь, была нелегкая? А у нас легкая, что ли? Но мы не катаемся без толку туда-сюда. Только вот что я тебе скажу, Петру: у него на лице застыла блаженная улыбка. Видно, в последние минуты он был счастлив…

Май 2010 г.