МОЗАИКА – ОКТЯБРЬ 1399 ГОДА, ИМПЕРИЯ ТАМЕРЛАНА… (НФ-повесть)

ДВОРЕЦ НАМЕСТНИКА В ШАХРИ-САБЗЕ, СПЕЦКОМАНДИРОВКА АГЕНТА РЕДЖАНИ.

…Материализовавшись, Зухра постепенно приспосабливалась к непривычной для себя обстановке. Сперва она несколько минут изучала низкое арочное помещение, напоминающее театральные декорации спектакля по мотивам "Тысяча и одной ночи". Только здесь всё было настоящим. И опасности, подстерегающие за дверью, тоже. Ей ли, дочери Востока было не знать, сколь дешево в те времена ценилась человеческая жизнь?!
Стены, плавно переходившие в потолок, сплошь покрывали толстые ворсистые ковры – кроваво-красные с ритмическими чёрными вкраплениями. В моде были суры из священной книги всех мусульман – Корана, вытканные причудливой арабской вязью. В углу комнаты – вычурный серебряный столик для сладостей на тонкой слоновьей ножке.
Зухра подошла к двери и упорно налегла плечом. Тщетно, дверь была плотно заперта снаружи. У двери с грозным вооружением стоял нукер, в самой комнатке – тихий уютный рай: словом, золоченая клетка…
Тем временем включился портативный приемник, вмонтированный в черненный обруч, охватывавший тонкое женское надбровье. Зухра мгновенно уловила излучение, исходящее от небольшого перстенька, за которым она сюда и отправилась. Значит, местный правитель недалеко. Это дорогая игрушка с его царственного мизинца. Теперь всё зависит от того, как скоро сам повелитель соизволит к ней благоволить. И сможет ли она тогда незаметно снять перстень с его руки.
И ещё что-то неприятно кольнуло её в сердце, – похоже, совсем недавно на этом островке невольничьей роскоши побывала чёрная старуха Смерть.
Девушка прислушалась: снаружи легким ковровым шелестом донеслись тихие шаги, очевидно, неповоротливого грузного человека. Это можно было предполагать по их шаркающему неторопливому ритму.
Придворный евнух, всё ещё дрожавший даже от одного напоминания о недавнем ханском гневе, осторожно шёл вдоль гаремного помещения, и над всеми его чувствами довлел страх.
Накануне свела счёты с жизнью, уйдя в лучший из миров, одна из ханских любимиц – наложница из-под Коканда Гульджамаль. Она, мерзавка, позволила себе повеситься на туго заплетенной косе, равной которой не было даже в гареме у соседнего падишаха!
Прознав про то, правитель пришел в неописуемый гнев, и в ярости приказал всыпать евнуху сто плетей. А в плеть беспощадного палача были вплетены шарики из презренного металла – свинца. Такие же шарики в те времена вплетали в бороды купцы-евреи, не признававшие Аллаха. Пообещав исправиться, евнуху еле удалось умалить ханский гнев. Взамен погибшей обещал доставить во дворец красоту в мире не виданную.
К тому же хан ещё пригрозил, что если подобное повторится, то евнуха сварят живьём в кипящем овечьем масле, на что палачу будет отпущено сто бараньих курдюков и три поленницы дров! А изобретать утонченные казни восточные деспоты в те времена умели. Вот почему сей несчастный так жутко проклинал невольницу-самоубийцу, едва не потащившую его за собой…
А ведь на том свете нет хурмы и халвы. Чтоб её, негодницу, рвал шайтан многократно! До сих пор даже от предощущений – ни лечь на спину, ни сесть!..
Ноги сами понесли его к той злополучной комнате, где это случилось. За ковровой стеной послышался странный звук. Евнух решительно отпер дверь и застыл на пороге. Келья не пустовала. На розовом пуфике, по-кошачьи изогнувшись, полулежала незнакомая девушка, которой ещё вчера в ханском гареме не было. Сперва евнух принял её за гурию – райскую усладительницу земных праведников и заоблачных падишахов…
От неожиданности гаремный страж зажмурился и потряс головой. К тому же у него громко зазвенело в ушах, – Зухра включила высокочастотный канал приёма, – видение не исчезало.
– Кто ты? – спросил евнух резким писклявым голосом. Как видно, он не был даже дальним родственником так почитаемых в средневековье кастрированных певцов.
Незнакомка насмешливо промолчала. Он продолжал спрашивать её о том же на нескольких знакомых ему наречьях, даже на "урус". В те времена и русских пленниц доставало в гареме… Когда вопрос прозвучал на фарси, уста незнакомки дрогнули.
– Я родом из Хорасана, – чуть не пропела Зухра своим бархатно-медовым голосом. И это была чистая правда.
– Не шайтана ли ты дочь, отвечай? – строго потребовал соглядатай, про себя уже алчно оценивая возможные выгоды от столь неожиданной удачи. Девушка воистину была хороша, а дочь дива она или самого шайтана, это уже не имело значения. Ключи от клетки были у него в руках, а пленница была настоящей. Её мог привести прямо с базара и какой-то нерадивый олух из стражи, отобрав у странствующего торговца невольницами Востока. Подумаешь, шайтан – не шайтан!..
Мгновенно опомнившись, как от разряда молнии, опальный слуга ретиво побежал к грозному хану, приказав по пути стражнику охранять дверь. Он явно полагал, что теперь его господин сменит гнев на милость и одарит его всяческими дарами вместо обещанных наказаний. Ведь плеть палача ещё не взвивалась над ним, хотя тот и щёлкал страшно зубами, предвкушая экзекуцию не последнего царедворца.
…Когда евнух согбенно распластавшись у трона, завершил свой доклад, хан взглянул на него недоверчиво:
– Как тебе, сын шакала, не ведомо, откуда она взялась? Может быть, ты прикупил её прежде и утаил от глаз и чресел моих, дабы иметь извиняющие мотивы? А если бы Гульджамаль не погибла, то кому бы ты продал эту красотку? А ведь купил ты её, ослиный помёт, за деньги из моего казначейства!.. Вот повелю тебя четвертовать, колесуя…
– О, могучий владыка, не вели казнить… Сегодня же будет выпорот весь караул…
– От меня добавишь по сто плетей каждому, – внезапно успокоился хан. – А тех, которые выживут, тут же продашь на галеры иноземным купцам! Новую стражу сам подберу. Закончим на этом! Иди.
Хан резким жестом указал строго на дверь. Едва живой евнух по-пластунски отполз задом к двери. На том его и оставим…
Хан же, обратясь к главному визирю, между тем произнёс:
– Бахтияр, вели завтра затеять пир по случаю нашей недавней победы над врагом, пусть хорошенько вытравят в щелочи бокалы из черепов, да ровно столько, чтобы каждому пьющему хватило вражьих голов аж на десять перемен! Гулять, так гулять, а затем мы посетим эту с Неба упавшую. В моих пределах великий Аллах дарует мне всё!..
…Зухра страстно плясала. Багровые отблески из бронзовых светильников освещали её, извивающуюся подобно гюрзе… Владыка на троне лениво наблюдал за танцем, его перстень из светящегося металла испускал белесое, нестерпимо яркое излучение.
Сенсор находился в головном обруче и отзвук уникального излучения из отдаленного будущего, казалось, проникал прямо в мозг.
Зухра едва ощущала всё внешне происходящее… по-варварски роскошную обстановку дворца, нукеров, бдительно стерегущих по углам, и ещё троих истинных пленниц, медленно изгибающихся в такт заунывной дворцовой музыке. Сейчас предстояло затмить их всех. Наместник Тамерлана был просто обязан обратить на неё внимание. В отличие от наложниц, в её личном опыте были века…
Глаза Зухры, не мигая, пронзали сонные зрачки хана – наместника провинции великой империи. В этот момент она использовала всю доступную ей силу внушения, и кажется, это имело успех.
Когда смолкли зурна и бубен, правитель со своего высокого трона швырнул ей нечто блестящее пренебрежительным жестом. В её время обычно так швыряли собаке кость… Человеческая природа в веках менялась неторопливо...
На миг распластавшись в низком поклоне, Зухра мягко подняла с ворсистого ковра золотистую цепочку с вкраплением овального кусочка изумительной бирюзы. Возможно, печальная участь постигла её прежнюю владелицу: она либо была проткнута копьём, либо уведена в унизительное рабство. Увы, сейчас не время было задумываться над этим.
Хан бросил подарок именно ей, так что только оставалось ждать его скорого визита.
…Судя по тому, как "зашкаливал" встроенный датчик на браслете, великий хан вот-вот должен был войти. Девушка внутренне подобралась, ожидая его появления. И вот властный владыка явился. Он предстал на пороге с взором ястреба, высматривающего беззащитную жертву.
Постояв минуту, он ступил ей навстречу. Зухра, призывно улыбаясь, приподнялась с низкого ложа. Сейчас ей предстояло разыграть любовный спектакль, от исхода которого зависело – быть или не быть заветному перстню у неё…
Хан плотно сжал тело Зухры в объятиях, которые нельзя было назвать даже пылкими. Подобно льву он рвал на ней немногие одеяния. Его драгоценный перстень, в котором в инопланетный металл был вплавлен земной хризолит – серо-голубой минерал со скрытым хищным отливом. Он-то и оцарапал ей кожу плеча. От боли глаза Зухры дрогнули. Но девушка продолжала производить змееобразные движения, которые так понравились повелителю во время "конкурсного" танца. Она тихо простонала, когда властный повелитель грубо овладел ею. Однако универсальная контрацепция веков её гарантировала. Ни от этого мужлана, ни от его нукеров она не смогла бы зачать. Тонкая пелена Времени надёжно разделяла их навсегда. Оставалось чувство брезгливости и досады.
Но пока любовный угар властителя ещё не прошёл, Зухра игриво стала выпрашивать перстень, аргументируя свою прихоть сиюминутными женскими причудами – вот хочу и надо! Она говорила на фарси, а он на одном из здешних местных наречий, однако хан её понял. Ему, в этих делах искушенному, хватило одних жестов и интонаций. Даже в чём-то Зухра его насмешила и показалась капризной маленькой обезьянкой. От этого он словно разомлел, отчего вдруг кивнув в знак своего высочайшего согласия, небрежно снял перстень с пухлой руки и протянул его но-вой своей наложнице. О Аллах, она вполне могла родить ему достойного наследника!..
Она одарила хана длительным прощальным поцелуем. От хана несло так, как будто он варил жертвенного козленка в молоке его матери. Сей исторический экспонат её более не занимал. Оставалось тщательно вымыть свое влагалище и забыть о столь специфической миссии храмовой проститутки! Хорошо, что хоть не Вавилонской блудницы. Серж подобного бы не одобрил, и случись ему явиться во дворец хана, быть бы тому евнухом у себя в гареме… А ей – Дездемоной… Но агентурная этика требовала толерантности по отношению друг к другу, и Зухра свято надеялась, что её Серж не изменил ей в девятнадцатом веке…
…Прошёл час, прежде чем из тишины ночного гарема сквозь толщу времён про-бился краткий сигнал: "МИССИЯ ВЫПОЛНЕНА, ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!"
Пройдёт немного времени – в воздухе засветятся фиолетовые "ворота" хроноперехода, и одной ханской наложницей станет меньше…

МАРТ 1597 ГОДА, МОРСКОЙ БОЙ В КОРЕЙСКОМ ПРОЛИВЕ, СПЕЦКОМАНДИРОВКА АГЕНТА ПАК ЧХОН ИЛЯ
Ветер дул с моря. Тяжелые облака наползали с востока. Всё предвещало близкую бурю. Вода в проливе казалась свинцовой.
Но страшней этой была другая буря – рукотворная, уже несколько часов бушевавшая на морских просторах.
Рассекая не слишком быстро, но уверенно волны, упорно двигался кобуксон – судно-черепаха. Его нос был украшен громадной черепашьей головой, а его почти плоская поверхность напоминала черепаший панцирь. Верхняя палуба корабля, тщательно обитая железными листами прочно прикрывала команду судна от вражеского огня, а через ряд бортовых отверстий – по шесть с каждой стороны, да ещё с носового и тыльного кормового велся непрерывный огонь по неприятелю. По обоим бортам морской черепахи к тому же торчали железные острия бортовых таранов.
Японских кораблей было множество, но по своим тактическим качествам они, безусловно, многократно уступали одному упорному кобуксону. Вступать с ним в бой было не менее рискованно, чем европейским парусникам середины девятнадцатого века – с линейным кораблём первой половины века двадцатого…
Артиллерийские ядра летели градом с японских боевых кораблей, по сути, не причиняя кобуксону большого вреда. Первый в мире броненосец продолжал мерно двигаться в сторону противника. Ядро, выпущенное встречно из носовой пушки мгновенно сшибло мачту японского судна. Противник запаниковал. И было отчего…
Корабли постепенно сближались. Можно было разглядеть искаженные яростью лица самураев. Иные уже пустили в ход луки и пращи, целясь в бойницы по обоим бортам тихоходного кобуксона. Японцы полагались на свою маневренность, но большинство стрел и камней отскакивали от крепких бортов. Бронированный тихоход уверенно пробивался вперёд.
На борту этой мощной "черепахи" волею Провидения находился темпоральный агент Пак. Одет он был так же как и все морские воины конца грозного шестнадцатого века. В молодых азиатских нациях била кровь, и она лилась рекой. Ни для кого не заметным оставалось лишь то, что его меч, висящий согласно боевому уставу корейского войска на кожаном коротком ремне, был изготовлен по нанотехнологиям далекого будущего.
Мало кто из бойцов корейского судна принял бы его за чужака, да и в пылу абордажного боя было не до того… Внезапно всем весом своего тяжелого корпуса кобуксон врезался в борт более легкого неприятельского судна и мгновенно протаранил его, разбив почти пополам. Под страшный треск обшивки в пробоину корпуса японского судна хлынула морская вода, и тут же обе отдельные половины почти синхронно стали заваливаться на бок, погружаясь в морскую пучину…
Небольшой датчик, имплантированный за левой ушной раковиной, позволял Паку сканировать нездешнее излучение фрагмента пространственно-временного преобразователя, заброшенного из грядущего. В этом мире он представлял собой часть декоративной бородки драконьей головы, украшающей нос очередного самурайского судна. К тому же этот реликт служил теперь скрытым талисманом заморских завоевателей.
Морская черепаха медленно шла на таран. Пак чуть не вскрикнул: ведь именно здесь и сейчас может произойти самое непоправимое: корабль захватчиков затонет вместе с артефактом, и тогда задание всей группы будет провалено!
Он ловко выбрался из-под металлических защитных щитов на узкую смотровую палубу и, выхватив меч, отчаянно перелетел на стоящее уже борт о борт вражеское судно, вдоль корпуса которого раздавался сокрушительный треск.
Не успевшие понять свое поражение самураи недоуменно глядели на одержимого корейца, не понимая, чего ему здесь надо.
Паку показалось, что не почувствуй он ненависть к этим воинам, задание так и останется невыполнимым. А ведь эти нелюди были историческими врагами его родины…
Правда, чуть позже перед ним всплыл образ милейшего Итиро Ямакавы, собрата по Высшей морской школе… "Прости меня, приятель Итиро, будь бы даже эти люди твоими кровными предками, я не смел бы сейчас поступать иначе!.."
Воспоминания прервались...
От носа корабля, где находился вожделенный кусок металла, Пака отделял какой-нибудь десяток локтей. Его смело можно было преодолеть всего в два-три броска. Но для этих людей он должен был навсегда остаться почти мифическим человеком в черном. О таких в просвещенном двадцатом веке уже слагали легенды…
Подняв меч, Пак восстанавливал в памяти скупые строки учебника, в котором ему запомнились горькие слова о далеком прошлом, или будущем, если глядеть отсюда, из мрачного средневековья. Они словно подпитывали сейчас его мышцы энергией, переходя в мощные взмахи клинка…
…"Только в 1910 году пала последняя корейская королевская династия, и Корея на несколько десятилетий стала японской колонией. Но прежде прошли века"…
Сейчас в смертельном поединке сошлись два странных воина – один, старый самурай, привычный к кровавому оружию с детства, другой, сын двадцать четвертого века, научившийся владеть мечом на ускоренных курсах, во время которых всех тонкостей многовекового боевого опыта самураев было не перенять. Приходилось полагаться на свои собственные силы, изворотливость и удачу.
…В калейдоскопе воспоминаний пронеслось что-то о том, что обучение в школах Кореи в те годы шло на японском языке и из народной памяти изымались сведенья об истории и географии родины…
Пак произвёл сокрушительный удар по металлическому шлему противника. Вислоусый самурай вовремя успел увернуться… Гортанное "х-р-р" вырвалось из его рта. Он был готов к длительному и жестокому бою!
Пак же, владея методикой резкого уплотнения времени, стал молниеносно перемещаться по палубе. Теперь он двигался как боевая машина, нанося смертельные удары с разных направлений. Вот уже сбита со лба противника грозная кованая каскетка, вот уже и он сам не смог бы сказать, скольких прислужников грозного самурая он поразил насмерть. Вся палуба уже была в крови. Теперь по ней то и дело приходилось скользить…
Пак был страстно захвачен участием в бою. А в это время в голове мелькало: "…во время японской оккупации были запрещены массовые выпуски корейских книг и газет, и практически свернуто отечественное кинопроизводство. И так – тридцать пять лет под пятою японских захватчиков!.."
Нанеся разительный удар сверху, Пак переполовинил прочный вражеский щит. Враг превратился в жертву, издавшую свой последний печальный крик. Но тут судно, и без того уже на две трети ушедшее в воду, резко накренилось. Самураи, не ожидавшие столь моментального изменения положения корпуса, полетели по обе стороны в воду. Крушение теперь было неизбежным – корпус встал почти перпендикулярно к воде. Ещё мгновение – и морские волны сомкнутся…
Оттолкнувшись от неустойчивой палубы вражеского корабля, Пак почти мгновенно оказался на носовой части. С прежним ожесточением, которое успели испытать на себе самураи, темпоральный агент принялся неистово кромсать корабельную древесину, стремясь вычленить из нее драгоценный кусок металла – витую драконью голову. Однако морская соль, казалось, прочно сцементировала разнородные материалы. Практически пришлось рвать железо руками. Пальцы Пака были в крови, но, превозмогая усталость, он вырвал заветный артефакт из тела гибнущего корабля. Пора было подумать и о себе…
Он ощутил зловещее хлюпанье морской воды под ногами. Вот-вот вражеское судно скроется в пучине морской…
Всё еще прижимая к груди свой победный трофей, он тревожно стал озираться. Во всяком случае, именно теперь он надеялся на спасение! Вот почему невольно вскрикнул от радости, рассмотрев на горизонте плоскодонную шлюпку, посланную за ним с кобуксона. Загребные корейцы дружно налегали на вёсла. Он даже чувствовал напряженное в едином ритме дыхание: пха-пху-пха!..
Только сейчас Пак, словно очнувшись, с невольным удивлением обнаружил, что не только тело его в крови, но и источник кровотечения – в нём самом. В пылу боя он не заметил раны, и лишь теперь, разъедаемая морской соленой водой, она ощутимо давала о себе знать, привлекая хищных рыб, которые всё ближе подплывали к нему. К счастью он был обучен неведомой жителям средневековья технике консервации и заживления ран. Для начала он просто сжал обе полости неглубокой грудной раны рукой. Сразу потянуло на дно. Извернувшись, как морская змея, он всё же вынырнул на поверхность. Теперь рана стала не столь обширна – под его психосоматическим влиянием она начала срастаться. Из неё постепенно выжимались морская соль и планктон.
Рука ухватилась за край весла. Оно не пошло резко вверх, а так и осталось в воде. Это было спасением. Его заметили и к нему устремились пловцы. Они и вбросили его в шлюпку.
Пха-пху-пха… Шлюпка мерно двинулась к кобуксону…
Он вступил на почти родную ему палубу корейской "черепахи". Сознание выполненного долга придавало ему сил. Он готов был обнять любого встреченного им сейчас… предка. Однако боль снова напомнила о себе и темпоральный агент Пак постепенно начал терять сознание. Полоска кровавой соли смешанная с планктоном поразила встречавших…

СЕВЕРНАЯ АЗИЯ, ПОЛУОСТРОВ ТАЙМЫР, ХАТАНГА, ШТАБ-КВАРТИРА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ – АДРЕС ВРЕМЕННЫЙ

– Старший темпоральный агент Брайен, что вы можете доложить о ходе выполнения операции "Мозаика"?
– Линейные агенты Бобров и Реджани, успешно выполнив свои задания, возвратились. Правда, между ними возникла временная отчужденность. Требуются срочные адаптивные меры, поскольку они обычно работали как дуальная пара.
– Ну, с ними ещё поработают наши психологи – дело поправимо.
– Зато Пак Чхон Иль, по-видимому, прочно пропитался духом средневековья. Это что, непредвиденный сбой в психотренинге?
– Похоже, что да: он передал, что не вернётся, пока не уничтожит тридцать пять самураев…
– А почему именно столько?
– По числу лет японской оккупации Кореи, имевшей место в двадцатом веке. Конечно, мы его извлечем, но психоаналитикам придётся с ним ещё потрудиться. Хотя парочкой подлецов в средневековье поубавится…
– И это называется – строгий отбор? Кто позволил принимать в наши ряды юных авантюристов! Никаких внеплановых ликвидаций! Никто не знает, чьими предками они являлись. Может статься, что и в крови самого Пака есть частичка этих разбойников.
– А может быть, эти отчаянные юнцы и есть наши лучшие кадры – ведь в темпоральных операциях никогда не исключается фактор риска. Впрочем, не беспокойтесь так, господа, Пак уже выведен в виртуальную зону, он сражается там с фантомами. И вообще, я ручаюсь за каждого из своих сотрудников – ведь все они – надежные люди!
– Даже Тсугва?
– Да, я уверен, что, прожив столько среди нас, со своим непростым заданием он справится по-человечески…

3100 ГОД, СПУТНИК ЮПИТЕРА – ПЛАНЕТА ИО, ХРАМ ВЕРХОВНОГО БОЖЕСТВА, СПЕЦКОМАНДИРОВКА ТЕМПОРАЛЬНОГО АГЕНТА ТСУГВЫ.

…Он огляделся. Непривычное зрелище: насколько хватает глаз – бескрайняя белая равнина. "Неужели и здесь такой же белый снег, как на Земле? Ох, уж эти мне – "белые, белые снеги" – вроде кто их выдумал…"
Тсугва наклонился и зачерпнул снежную горсть. Пальцы чиркнули по жесткой твердой поверхности. Черпать, собственно, было нечего. Внешняя иллюзорность оказалась обманчивой…
Однако здесь несколько холодновато. Впрочем, не стоит привередничать. В эмуляционных камерах – и того холоднее. По крайней мере, здесь можно обойтись без скафандра. И это главное….
Тсугва обернулся… И тут же издал сдавленный крик. Таким образом, он выразил сложное сочетание изумления и восторга. И было отчего. Увиденная им гора просто поражала размерами. Совершенно очевидным было то, что она – рукотворная!
Колоссальное сооружение масштабировало увеличенную во много раз "белую" пирамиду Хеопса. Впрочем, ни черной, подобно ступенчатой пирамиде Джаффа, ни белой, подобной пирамиде Хеопса, она не была. Правда. и над ней светил свой неоновый пирамидоид – ужасный и прекрасный одновременно.
Нечего было и думать, чтобы обойти эту громадину вокруг, ведь даже марсианские пирамиды, например, в той же Сидонии, достигавшие восьми гектаров, явно уступали ей в размере.
Запас пищевого и дыхательного концентрата в баллонах был рассчитан лишь на земные сутки, тогда как здесь время представлялось непомерно протяженным и тягостным. От этого чувства невозможно было отделаться, поэтому предполагалось действовать максимально быстро на довольно ограниченном пространстве.
Вскоре удалось установить, что, судя по слабому индуцированию на контрольных приборах, источник излучения находился где-то поблизости. Предстояли интенсивные поиски… Вот почему всяческие "ловушки" и ложные каверны были очевидны. Ведь именно так в начале двадцать первого века тогдашние земляне ошибались относительно источников воды на Марсе. Они принимали за них много-численные следы псевдоокислительных процессов, возникавших после падения метеоритов. Увы, к тому времени Марс был уже окончательно мертв….
Тсугва напряг последние силы и продолжал ползти. Благо для этого природа родной планеты снабдила его присосками на пальцах. Излучение становилось сильнее, контрольный индикатор только жалобно попискивал. Но даже он не в полной мере учитывал внутренние резервы темпорального агента-пришельца. В экстремальных условиях Тсугва мог выдержать гораздо больше – по-земному: максимум максиморум, на который датчики не были настроены. Да и сам Тсугва, гость планеты Земля, до определенного времени не желал этого… На эти скрытые резервы собственно и рассчитывал старший агент Брайен. Внешний "шлангизм" Тсугвы он изучил досконально, живя с ним несколько месяцев в общем пространстве.
Помнится однажды, Тсугва добился того, что в искусственной гелиевой среде Брайен начал обходиться без кислородной маски…
Наконец показался линейный портальный ход. Это уже было нечто – ведь до него Тсугве пришлось буквально ползти более полутора километров.
В громадном зале внутри пирамиды размещалась статуя исполинского шестирукого божества, смиренно сидящего на корточках. По всему периметру светились яркие бусинки аналогичных входов. Ничто не препятствовало войти. Оставалось только подумать, как выйти. Но сейчас было не до того. Над всем довлела статуя гигантского монстра…
На переносице свирепого тигрообразного божества горел неповторимым светом кусочек металла, оправленный в футляр из экзотического красного дерева. От этого он казался багровым. Это странное, на первый взгляд, украшение и было целью всего рискованного путешествия.
Тсугва не сомневался, что легкодостижимость заветного артефакта лишь кажущаяся. Просто не могло быть, чтобы сей знатный реликт не охранялся. Темпоральный агент всеми присосками медленно пополз по статуе, сущность которой земным исследователям было трудно определить.
В пятой его конечности пронеслась мысль: "Какое странное сочетание: далекое будущее, высокие технологии и примитивнейшее идолопоклонство!" Однако развитие искусства этой цивилизации явно отставало от техногенных факторов, что четко позволяло предположить привнесенность технологий извне. Обычно подобные цивилизации были крайне подозрительны и агрессивны. Именно о них, работая на Земле, Тсугва написал особую упредительную главу своего труда. И, как видно, не зря…
Как только Тсугва прилип к заветному осколку, как тут же противно и вязко завыла сирена. Особенности гелиевой атмосферы делали этот вой нестерпимым.
"Вот бы сейчас влупить кислородное охлаждение, – невольно подумал он, уже крепко привыкший к атмосфере Земли, – впрочем, – подумалось тут же, – аборигены при этом сгорели бы, да и сам артефакт сначала запылал бы синим пламенем, я бы и сам испарился…" Тсугва при этом вздрогнул. Ему стало жутко, и он вновь обратился к действительности, медленно выковыривая трехгранным кривым стилетом воистину бесценный осколок.
Наконец "охранительный" ларчик из прочной древесины треснул. При этом прошло радужное искрение. Оно обожгло присоски агента. Тот невольно вскрикнул.
Через несколько минут он уже обладал желанным артефактом. Крепко сжав его в передней лапе, грациозно изогнувшись всем своим звездообразным телом, он реактивно перепрыгнул к основанию статуи. В воздухе пронесся резкий запах озона, который возник над его чешуйчатой кожей. Это сработали его естественные движители, чуть, правда, модернизированные на Земле.
Однако, не долетев немного до основания странного истукана, Тсугва медленно вопреки всем земным естественнонаучным законам, неожиданно повис в воздухе.
Тсугва – представитель эпохи высочайшего развития техники и гармонии сразу смекнул, в чём дело. Он расставил пошире лапы, выбросив вдаль присоски, нащупал стенки невидимого, но прочного кокона. Силовой нарост не позволял проникнуть вовнутрь.
Ловушка была почти идеальной: случись Тсугве попасть на её невидимую поверхность, он, возможно, тут же был бы аннигилирован. Не предусмотрели устроители ловушки только временной фактор. Откуда им было знать, что темпоральный агент будет способен перемещаться во времени, как у себя дома?
Впрочем, на помощь звать было некого, но это сейчас было излишним. Участливые друзья за ним уже наблюдали, находясь за темпоральными пультами. Правда, это не были пульты в привычном смысле. Гравилучи сходились в отдаленном пространстве, образуя трехмерную голограмму. Они и предупреждали возможные ошибочные действия Тсугвы – перед собой он получал реальный трафик настоящего рельефа местности.
Вот невидимый пузырь покачнулся и поплыл, отгоняемый энергией, продуцируемой лучом мощного сканера. С орбитальной станции, зависшей в нескольких сотнях миль от Ио, с помощью хронотехники передали из будущего параметры мигрирующего объекта, вычислив сам объект и упредив его касания. Оставалось только благодарить опытных космических лоцманов, отдаленных потомков тех, кто когда-то провел "Луноход"…
…Крепко сжав в своих присосках осколок внеземного металла, агент Тсугва помчался сквозь мрак вселенной к орбитальной станции. В это время на самой Ио прошла волна от ослепительной вспышки: уже бесполезный объект контроля за ритуальным артефактом самоаннигилировался. Сработал датчик, приведший к заслуженному наказанию.
…С изумлением, но без испуга проносился Тсугва сквозь мрак космоса…

ЯНВАРЬ 2350 ГОДА, ЗЕМЛЯ, АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН, ОСТРОВ МАДЕЙРА, ШТАБ-КВАРТИРА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ – АДРЕС ВРЕМЕННЫЙ…

Они стояли в центре круглого зала, слегка пребывая под влиянием охватившей всех эйфории. Тсугва прежде других был награжден драгоценным орденом Братства Цивилизаций и тут же сглотнул его в свой средний желудок. Теперь он мог время от времени испускать его изумрудную ауру в окрестном пространстве. Это было действительно здорово!
Ощущение возврата с иномировья не проходило!
– А ведь всем пригодился наш совместный подготовительный ранг. Правда, хорошо, что мне пришлось здорово помахать мечом – иначе бы не возвратился, но вот возбуждать во мне патологическую ксенофобию было излишним. К тому же у самого меня прадедом был японец, а его прадед…
– Хватит, это лишнее, – прервал агента О Брайен. – Наши учебные тренажеры оказались несовершенны. Впрочем, программировали их киборги, всех тонкостей человеческой психики им не понять. Вот разве что излишние трупы – их пришлось реанимировать, иначе бы не досчитаться нам Пака.
– Кто бы мог подумать, что мне придется вальсировать при свечах и вести светский треп с престарелыми уездными аристократами. Впрочем, и среди них встречались настоящие светские львы…
– А на мою долю выпала чисто женская роль. Увы, во многом она неприемлема, и не мне говорить, что за ней не только моральные издержки, но поступить иначе я не могла: иного выхода не было. Господ моралистов попрошу отдыхать. Мне не присущ морализм просвещенного Позднего Средневековья. Но ревновать к тому, кто уже почти тысячу лет в могиле – несколько нелепо. К тому же у меня частично изменен генотип …
Тут открылась прежде скрытая боковая дверь и в помещение вошли несколько новых особей. Это были руководители Службы Темпорального Контроля. Они понимали, что без их участия дальнейшее развитие операции не состоится. Именно у них был рапорт Сержа Боброва о незамедлительном переводе в параллельное подразделение. Простить "проступок" Зухры он так и не смог..
– Дамы и господа! – вновь заговорил Брайен. Послезавтра мы все отправимся на лунный космодром провожать Тсугву. Его срок пребывания на земле истек и его модуль стартует с шестого портала. Мы еще не ведаем всех тонкостей его телепортации, но пожелаем ему удачи. Когда-то и нам сие станет доступным…
И тогда Серж задал вопрос о том, что сейчас собственно волновало в этом зале каждого – и тех, кто рисковал собственной жизнью, и тех, кто обеспечивал их темпоральные командировки – от Времен Она до времени восхождения Тсугвы на истукан экзотического инопланетного Моллюска:
– А ради чего были затрачены все наши усилия? Эта мозаика внешне выглядит столь нелепо, что порою кажется сновидением…
– Преобразователь уже восстановлен, – неспешно ответил Брайен, – но действовать будет ещё не скоро: увы, друзья, введя в действие эту махину, мы опередили собственные этические и технические возможности, возник целый техноэтический коллапс, и если ещё Сержа с Зухрой со временем мы постараемся примирить, то наша фривольность на конкретных временных отрезках просто чревата. Ведь мы реально едва не потеряли Пака, который так отчаянно сражался с собственным прапращуром – это уже установил наш компьютер, а реальный Иннокентий закончил жизнь на дуэли, защищая свою скомпрометированную честь и в службе Времени мы недосчитались двух его дальних потомков. Кстати, Тсугва с лунного космодрома убывает инкогнито, а Серж и Зухра временно станут получать зада-ния в различных пространственно-временных точках.
– А кто заменит Тсугву? – осторожно спросил Пак. – Ведь по Уставу службы нас в подразделении должно быть непременно пятеро?
Брайен вздохнул:
– Мы долго ломали себе голову. Тсугвы нам не заменить, но… Новый участник необходим. Так было всегда, так будет и впредь, в качестве исключения, он прикомандирован к нам из века двадцатого. Прошу любить и жаловать..
Вперёд выступил русый белокурый юноша. Он посмотрел на всех зорким и смелым взглядом. А Брайен продолжил:
– Представлю вам – это белорус Стась Михалёнок. В Минске ноября 1940 года он вынес из Наркомата местной промышленности пресс-папье, представлявшее ос-колок того же преобразователя. В отличие от всех вас он его просто вычислил, по-скольку был обычнейшим счетоводом, но начитался работ Циолковского, Шаргея-Кондратюка и Цандера… Мы прибыли за ним вовремя, в это время к его дому уже подкатывал чёрный "воронок".
– Вы хоть как-нибудь наказали тех, кто был в том "воронке"? – азартно спросил Пак.
– Скажу откровенно, нет. Случись подобная нелепость, мы бы не досчитались бы нынешнего начальника нашей службы. В разные конкретные времена люди деятельные были способны принимать самостоятельные решения. Обратясь к Тсугве, Брайен добавил:
– Описывая Землю, постарайся быть как можно объективней. В нашей истории случались времена, когда сопредельные народы в своих легендах перевирали жизнь соседей, а брат вставал на брата… Очень бы не хотелось, чтобы нечто подобное повторилось в межпланетном масштабе. И вот что еще, – здесь Брайен протянул Тсугве допрежде закрытую ладонь:
– Возьми с собою на память. Восстановление реактора в прежнем виде пока невозможно. Пусть же эта частица инопланетного сплава послужит залогом нашего партнерства. Ведь именно ради неё ты рисковал жизнью…
Стоявшие рядом молча с ним согласились.

Январь – июнь 2002 г.

МОЗАИКА – ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН, АРХИПЕЛАГ ЧАГОС… (НФ-повесть)

ИНДИЙСКИЙ ОКЕАН, АРХИПЕЛАГ ЧАГОС. ШТАБ КВАРТИРА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ (АДРЕС ВРЕМЕННЫЙ).
– Агент Брайен, вы сознаёте всю полноту ответственности, возложенную на вашу пятерку?
– Отлично сознаю. Каждый из моих подчинённых прошёл полный курс подготовки и готов выполнить свою миссию. Вместе – мы сделаем всё, что в наших силах.
– Кратко повторите суть индивидуального задания каждого.
– Серж Бобров отправится в Россию середины девятнадцатого века, где будет действовать под легендой родственника графа Колокольцева, которого означенный граф, да и всё его окружение – от ближайших слуг до дальней родни – видели только в детстве. Документы у него вполне убедительны. Зухра Реджани отправится в Мавераннахр – нынешнюю Среднюю Азию в конец четырнадцатого века, где ей предстоит проникнуть во дворец тамошнего наместника Тамерлана Хромого и там любой ценой раздобыть ещё один осколок "сердечника". Пак Чхон Иль незамедлительно готов отправиться в шестнадцатый век, сроки уточняются, где он примет участие в морских боях с самураями. Иного способа проникнуть на борт японского боевого судна, как ни крути, нет.
Данный сценарий проникновения учитывает специфику самоизоляции тогдашней японской нации. Но самое трудное задание скорее всего у Тсугвы. Здесь и вовсе вероятность успеха невелика. Ведь в будущем нас ещё нет, и вряд ли тамошние контролёры пропустят пространственное нарушение.
– Мы уже пытаемся с ними связаться. Но почему-то сами первыми они не выходят на связь. Либо это проблемы ужесточившейся пространственно-временной этики, либо там установлен мощнейший непроницаемый барьер. В последнем случае придется воспользоваться услугами субъядерщиков. Пока же они работают над предварительными расчётами – днём и ночью считают… Кстати, а знаете ли вы истинную цену провала?
– Наверное, провал затронет каждого, и еще не известно, кто будет наказан в большей мере. В худшем случае всех нас ждёт полнейшая аннигиляция, не в самом лучшем – выброс по касательной на мнимую временную ось и какая-нибудь жуткая сфера Шварцшильда.

ПАК ЧХОН ИЛЬ, КОРЕЯ, 30 ЛЕТ, СОТРУДНИК ТИХООКЕАНСКОГО УПРАВЛЕНИЯ КИТОВОДСТВА, ТАЙНЫЙ АГЕНТ ПЕРВОГО УРОВНЯ
Когда думаю о том, что мне предстоит, от волнения замирает сердце. Неужели я увижу своими глазами, как мои далёкие предки отстаивали свободу? Неужели лицом к лицу встречу легендарного корейского флотоводца Ли Сун Сина? Даже мечтать не смел о таком!..
В студенческие годы у меня сложились вполне дружеские отношения с Итиро Ямакавой. Мы и сейчас нередко встречаемся в виртуалке, а как-то раз и вживую. И всё же, как иногда вспомню, что вытерпела моя страна от его алчных пращуров, кровь закипает и хочется взяться за двуручный клинок.
А в той войне ещё неизвестно, что произошло бы, не будь у нас такого изобретательного полководца, как Ли Сун Син. Это ему принадлежал проект легендарного кобуксона – судна-черепахи – первого в мире броненосца. Эти морские "черепахи" наводили ужас на врагов и не оставляли им шанса на спасение. Правда, сам адмирал внезапно погиб в последнем морском бою, в котором воссозданный им корейский флот одержал заслуженную победу. Народ ликовал и плакал. Траур и триумф слились воедино.
Увы, потомки завоевателей так и не успокоились. То, что так и не удалось им в конце шестнадцатого века, они осуществили в двадцатом. И тогда настали самые черные в истории Кореи годы: самые страшные, самые жестокие, самые кровавые. Так продолжалось с 1910 по 1945 гг., о которых до сих пор нельзя вспоминать без боли.
Освободители, к несчастью, на Север и Юг пришли разные – из двух тогдашних сверхдержав, которые противостояли друг другу. И представления о том, как жить корейскому народу дальше у них тоже были разные. Но время стёрло и их следы…

ЦЕНТРАЛЬНАЯ АМЕРИКА, БЕЛИЗ, ПУНКТ ПОДГОТОВКИ ТЕМПОРАЛЬНЫХ ПЕРЕМЕЩЕНИЙ
Звонок прозвучал так робко, словно посетитель не решался надавить кнопку. Брайен повернул миниатюрный рычаг на пульте, и непроницаемая прежде дверь с внутренней стороны стала прозрачной. На площадке перед внешне осязаемой дверью терпеливо стоял Тсугва – через мгновение, бесшумно въехав в стену, дверь открылась. Патрик жестом пригласил посетителя в комнату. Тот неробко вошёл. Внутренне эти стены были ему знакомы, внешний антураж ничего, собственно не менял…
– Возникла проблема, шеф! – по-земному донесся из лингафона квакающий голос.
– Ну, что там ещё такое. Неужели, Тсугва, тебя так страшит экскурсия в будущее?
– Дело не в том, – постарался ответить Тсугва, как можно деликатней. – Свойства нашей расы обязывают. Мне время, пардон, нестись. Планетарная эякуляция вне моего логического контроля. Меня просто отзовёт Природа. Над нею я не властен. Здесь ещё одна деликатная просьба. Яйцо должно открыться на родной планете. Прошу вас организовать отправку яйца во внепространственном переходе. Такой себе, скажем, э-ээ-эээ, Интернет. В ближайшее время предстоящий фибро-вагинальный процесс привяжет меня к Земле… Но как только, так сразу, – попытался пошутить напоследок Тсугва.
– Представь себе, Тсугва, что мы учли и это твоё тонкое обстоятельство, – моментально среагировал Брайен. – Ведь твой потомок – первый коренной инопланетянин Земли. А это для всех нас – событие. Поэтому не волнуйся: задействованы все надлежащие службы и ведомства. Но здесь есть некоторые трудности, – Брайен выдержал надлежащую паузу. – Хочешь апельсин?
Тсугва нерешительно кивнул. Патрик протянул ему через пищефильтр в шлеме сочный оранжевый плод, и Тсугва принялся с аппетитом высасывать его, пока и прочная кожура не превратилась в рыхло-питатательную пульпу. За мгновение от цедры не осталось и крошки… После внезапного насыщения Тсугвы, Патрик терпеливо продолжил:
– Ты понимаешь, предложенным тобой способом мы до сих пор доставляли только функциональное оборудование. Но вот живых существ и продовольствие для них мы по-прежнему возим на традиционно суперсветовых кораблях. Они, хотя и тихоходны, но надёжны. Дело в том, что при нынешнем состоянии нуль-транспортировки, живые организмы, к сожалению, перестают быть живыми: из них получаются внешне идентичные, но по сути безжизненные копии.
– То есть, происходит трансгалактическое убиение? – с неподдельным ужасом спросил Тсугва. – Если мой плод прибудет мёртвым, я никогда более не смогу вернуться на родину, – внезапно сказал он тихим потухшим голосом.
– Тсугва, старина, в твоем положении не следует волноваться, – попытался успокоить инопланетянина Брайен. – Кто сказал, что доставить твоё яйцо на Оринат способен лишь земной транспортник?
– Ну, да. А кто же ещё? – без доли удивления переспросил Тсугва.
– Сейчас на Луне находится несколько инопланетных сканеров. Они считывают время и пространство по-иному, чем земляне. С ними уже идут переговоры: на Земле ты личность заметная. Мы предпримем должный дипломатический прессинг. Тем более что флотилии пришельцев принадлежат ящуровекам. Уж кому как не им понять твои проблемы. А решить эти проблемы мы им поможем…
Тсугва был напрочь лишен внешней мимики, но его восторженное поквакивание говорило о восхищении. Отныне он готов был служить землянам за совесть.
– Но, я вижу, что тебя ещё что-то беспокоит, – предупредительно переспросил Патрик.
– Знаете ли, Брайен, мне пришло в голову, что наша оринатская долговечность сыграла с нами злую штуку: мы стали менее эмоциональны и замедлили своё эволюционное развитие. Вот потому вы уходите к звёздам через гиперпространство, а мы давно проигнорировали такую возможность и умеем только квантоваться в открытом космосе. Вот если бы меня не привезли на вашем земном корабле, то мой бы образ дошёл до вас лишь за тысячи лет… И ещё, – печально вздохнул он, – с определенно допустимыми искажениями… Уже и на пересылке в районе звезды Канопус я красотой не блистал, а ведь у себя на родине я был редкий красавец – едва ли не эталоном.
Брайен его утешил:
– На своей родной планете твой потомок будет не менее привлекательный. И во-обще, тебе сейчас вредно переживать. Пошёл бы ты в пальмовую рощу. Сейчас с Атлантики веет утренний бриз и тебе печалиться не о чём… Галактическая инспекция никогда слов на ветер не бросит.
Округлившийся за последние земные месяцы гость юркнул за дверь. Пальмовые кущи его утешали…

ИЮЛЬ 1864 Г., РОССИЯ, ПЕНЗЕНСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМЕНИЕ ГРАФА КОЛОКОЛЬЦЕВА. СПЕЦКОМАНДИРОВКА АГЕНТА БОБРОВА

День первый
…Серж изумлённо глядел, как медленно тает в воздухе фиолетовая рамка. Вот и всё, что осталось от пространственно-временного коридора. По нему он и проник сюда. Позади оставались месяцы напряженной подготовки к роли молодого аристократа, вернувшегося из путешествия по Европе. Одет он был со сдержанной элегантностью, не переходящей в пошлую роскошь. Но самым ценным атрибутом его здешней экипировки был перстень, который словно прирос к безымянному пальцу на левой руке. Он играл роль своеобразного компаса, призванного отыскать путь к вожделенному артефакту. Импульсы, посылаемые сверхчувствительным датчикам мгновенно ощущались нервными волокнами сталкер-агента, которому только и оставалось идти на сигнал.
Серж вздохнул полной грудью чистый лесной воздух, наслаждаясь им словно изысканным коктейлем. Он действительно был прекрасен и в нём ощущалась сочность. Бобров двинулся прямиком через густой сосновый бор, твердо надеясь, что близость человеческого жилья непременно даст о себе знать. Слушая пение лесных птиц, он мысленно поблагодарил создателей преобразователя, использовавших диковинный космический материал. Прежде на Земле не было ничего похожего, и, как заверяли Сержа в штаб-квартире Галактической инспекции, его индивидуальный микроулавливатель был настроен на фиксации лишь этого уникально-го изучения.
Собственно задача была достаточно простой: она сводилась к тому, чтобы непременно пробраться в имение старого графа под видом "своего" человека, а затем легально получить искомую вещь, сообщить об этом по темпоральной связи и вернуться… Для этого было необходимо в течение краткого времени побыть псевдо-Иннокентием, внучатым графским племянником, который в последний раз был в здешней глуши в трехлетнем возрасте.
Легенда прикрытия казалась надежной, так как настоящий Иннокентий в ту пору обретался то ли в Баден-Бадене, то ли в Ницце и письмами своих дальних родственников обычно не баловал.

…Внезапно послышался цокот копыт и скрип деревянных колес. Между стволов вековых сосен промелькнул странно знакомый силуэт. Серж прибавил шагу и четко увидел картину до боли знакомую со школьных уроков. Увиденное агентом кажется проходили в курсе русской литературы. Гнедую лошадь, запряженную в телегу, мерно вёл сермяжный лопатобородый мужик в лыковых лаптях. Он словно сошёл с иллюстраций к произведениям писателей той поры: Тургенева и Некрасова. Это был первый встреченный Сержем реальный человек. Пора было приступать к знакомству с этим лапотником, а затем, чрез него – с иными обитателями здешнего мира.
– Эй, мужичок, куда путь держишь? – озорно окрикнул Серж проходящего.
Тот, узрев барина, проворно сдернул плешивую шапчонку с башки и застыл в подобострастном холопском ожидании.
"Всего три года, как отменили крепостное право, а привычки, как видно, держатся…"
– Я, барин, помещичий лес не рубил. Пробавлялся хворостишкой да сушняком, да ещё дальним буреломным лесоповалом. Всё равно-кась древесинка гниёт. – И в подтверждение своих слов вытащил из телеги узловатую корягу с гнилистым белым налётом. Легко приподнял. – Такой лес ужо метит под себя только лешак. Вот и я, прости мя грешного, Господи, не побрезговал. Мы, ваша милость, с лешаком отродясь бестопорные…
Он покорно замолчал. И неуверенным движением вытащил из-под рогожи, покрывавшей телегу, трухлую узловатую корягу.
– Да что ты мне, право, деревяшки суешь. Ответствуй лучше: далеко ли до барской усадьбы? Только голову не морочь, а то велю выпороть по приезде!..
– Усадьбы-то чьей: чай не его ли сиятельства Игнатия Порфирьевича?
– Его, – согласно кинул Бобров.
– Да не очень… Версты две отсель будет, барин. – И чуть промолчав, добавил: – На моих дрожках не изволите ли? Чай не лихие петербургские, но домчат.
Серж решительно отмахнулся:
– Да катись-ка ты… сам! Желаю пройтись, – что-то давненько родным воздухом не дышал. И передай его сиятельству, что к нему вскоре пожалует Иннокентий. Сам! Да передай ему вот что! – Здесь Серж достал из-за пазухи настоящий раритет-фальсификат: написанное гусиным пером письмо из тайной канцелярии XXIV-го века. – А теперь, мужик, трогай! Да ничего не перепутай!
Возница, перекрестясь, тут же дёрнул поводья, и тощая сельская кляча, чуть проволакивая холку, припустила во всю прыть. Впрочем, скаковой прыти ей воистину не хватало. Серж только усмехнулся. Как видно, не из-под неё знаменитые орловские рысаки…
Теперь он не спеша шёл лесом, слушая трели непуганых птиц. Заблудиться в здешних местах ему было не суждено. Указующий перстень-навигатор всё чаще сигнализировал о месте нахождения искомого артефакта.
На крыльце барского дома с вычурными колоннами его уже поджидал, щуря свои подслеповатые глаза, подобострастный старый лакей. Он целую вечность был уже готов к услужению, и ровно столько же времени изначально имел всё в виду. От него никто бы не дождался почтительного: "Я к вашим услугам, сэр!", но холопская прогнутость присутствовала. В эти годы эдакие плутишки по всей России спешно скупали разоренные имения своих господ. Серж сразу разглядел фальшивую изнанку этого человека. С ним было необходимо держать ухо востро!..
– Милостиво просим, ваше благородие! Старый барин Игнатий свет батюшка Порфирьевич строго наказал оказать вам должное почтение и препроводить в отведенные вам покои. Там пока и опочинете, потому как им нездоровится. Бобров небрежно бросил:
– Так уж и быть, веди. А то я здесь не был, почитай, двадцать лет. Того, гляди, с непривычки и заблужусь. То-то будет нелепость…
В сенях после яркого солнечного света казалось темно, как в погребе. Пахло свежесваренными щами и утренним тестом. Под ногами несколько раз оглушительно скрипнули доски. Когда глаза Сержа привыкли к внезапно обрушившейся темноте, он увидел рядом с традиционными образами несколько портретов в золочённых массивных рамах. С рам на него взирали якобы его собственные отдаленный предки. Написанные крепостными холопами, они не претендовали на некую вычурность. Скорее это был самый настоящий провинциальный лубок. Но число этих предков было просто внушительно.
"Ох, и плодовиты, блин, Колокольцевы!" – пронеслось у него в голове.
Наконец шельма-дворецкий распахнул перед ним дверь в горницу, а сам будто растворился во мраке. Туда же канула и отсвечивавшая серебряным шитьём его старая лакейская ливрея. Теперь от обер-лакея не осталось и памяти. Сигнал, доходивший в мозг, словно в детской игре вызывал зрелую ассоциацию: "Горячо!"

Но пока предстояло знакомство с местным барином, что, судя по всему, было дело нешуточным. Но барин оказался в чём-то проще лакея…
Серж воплощенный в этот миг в Иннокентия решительно шагнул в комнату. На кресле, обтянутом тёмно-зелёным чехлом, сидел закутанный в добротный стёганый халат седой человек. Он мог бы сойти за библейского старца, если бы не глаза – молодые, светящиеся проникновенно-тонким умом. Бобров изобразил перед сидящим шутливый полупоклон, в котором всё-таки выказывалась некая искренняя учтивость:
– Бонжур, дорогой Игнатий Порфирьевич!
Тот, кашлянув, ответил сиплым стариковским голосом:
– Здравствуй, разлюбезный мой племянничек. Право, похорошел да и осанкой переменился. Богатырь! А я-то помни тебя ещё во младенчестве. Кешка – два орешка. Так тебя дворовые кликали… Впрочем, когда это было. Да ты садись и ответствуй, зачем так Пантелея перепугал?
– Кого-кого? – невинно переспросил "племянничек".
– Да мужичонку нарочного… Тоже мне почталмейстера выискал. К вам, говорит, ваше сятельство, Кешкентий кланялся… А сам, дурья башка, дрожит: за прогулку в барский лес выпорки ждёт. И выпорол бы!.. Да времена нынче не те… Век перемен!
Чуть помолчав, хозяин с горькой ноткой добавил:
– Из столичной родни только один ты о моём юбилее не забыл, хоть и поносило тебя по Европам. Пётр-то прорубил окно, а не ямские ворота. Чего вас туда, право, несёт? Ты хоть немчуриной не стал. А то житья от них нет – и лес покупают, и душу, и лучших холопских девок в бордель. И всё по гербовым бумагам да за такие деньжищи, что русскому не угнаться.
Только тренированная выдержка помогла Сержу унять дрожь в коленках. "Эка же – юбилей. Что-то наши хронописцы в точь проморгали… а мне теперь отдувайся. Следует срочно у дворни уточнить: что здесь и когда"… Он с усилием улыбнулся:
– Так ведь юбилей-то ваш, дядюшка, не сегодня.
– Нет, послезавтра. Тогда и соберется весь местный бомонд. А что невест – то тебе козыря. Жаль вот только, что больше никого из родни не будет. Свою благоверную Марфёну Федуловну ещё в прошлом годе свезли на погост. Перед Водокрещеньем и преставилась. Теперь вот чаёвничает со святыми угодниками, а мне накрепко, помнится, наказала её наливочки пить. Из года в год ягодку к ягодке подбирала: и бруснички, и клюковку и ежевичку… А что до малиновки, то одному мне её и до смерти не перепить… М-да. – Старик погрустнел. Но чуть погодя улыбка снова заиграла у него на лице:
– Сынок мой, Антоша гренадерской ротой командует.
– Где? – невольно вырвался у Сержа всегдашний вопрос.
– Под Архангельском. Студёный край, зато чеченские пули туда не долетают. А дочь за купца первой гильдии вышла. Она ему сословие в приданое дала да лесную делянку, а он ей домишко кирпичный крепкий да капиталец к нему, да ямской извоз с ямщиками. Перекупил купец по закладным у самого губернатора! Правда, не навсегда, но на полста лет… При уме хватит и внукам…
Вошла пожилая служанка. Принесла модный по тогдашним временам полудник – горячие бублики и столь же горячее какао. С поклоном удалилась.
– Так о чём это мы? – переспросил граф, хлебая по-сельски из блюдечка. Какао было на густом молоке. В воздухе запахло русской печью, травами и колониальными пряностями. Всё это напоминало какую-то забытую сказку. Серж только не мог вспомнить – какую.
Между тем граф продолжал:
– Чтобы мы – Колокольцевы – столбовые дворяне прежде с купчишками породнились? Да никогда! А нынче всё меняется… Гербовые да купчие, залог да подлог заменили честь и оброк. Я своей Ксении так и сказал.
– Отцова воля – дочке неволя, – попробовал пошутить Серж.
– Ну, не совсем, чтобы так. Я хоть и состарился, а всё вижу: ушло наше время. Теперь другие на Руси хозяева. А от бедности мелкопоместной не заречешься, да ещё когда три поколения до тебя в дуру спускали имения: за красоту бабью да стать лошадиную, а за экстерьер да холки собачьи пачками спускали холопов. Как только лес сохранить сумели, да ещё две деревни к нему. Ума не приложу…
И надкусив бублик, Игнатий Порфирьевич сам перешёл к расспросам:
– Сам-то ты как? Правда ли, что всю Европу объехал? Неужто ль див там много невиданных?
– Всю нет, но на пути из Петербурга в Париж видел и польских и германских господ… Не по-русски сухопары они, да и приёмом не блещут… – И тут Серж бегло пересказал несколько страниц из путеводителя по Европе за 1861 год, дополнив их парочкой "воспоминаний". Получалось, что и табак германский курил, и польскую "вудку" пил…
– Так ты и Гейдельберге учился? – удивился граф.
– Да, так, временами, – засмеялся Серж, по иронии судьбы он действительно учился в тамошнем университете, только не в девятнадцатом, а двадцать четвёртом столетье. Вслух же добавил:
– Учился временами, когда безделье надоедало… А что за необычная пепельница у вас? – перевёл "племянник" разговор на интересующий его предмет. Тот невзрачно стоял на дубовом резном серванте. Хоть местный краснодеревщик не приложил особых усилий, но сервант был особо заметен, поскольку в нём наблюдались всяческие "венецианские" шкатулки и полочки. И в отдалённом ХХIV-ом веке его бы сочли крайне функциональным! Можно было только восторгаться топорным умением мужиков!
– А что, заметил? – старик довольно рассмеялся. – Это моя гордость! Эту хрень крестьянские ребятишки случайно в лесу нашли. Говорят, в дупле. Металл вроде бы – лёд, а сияет будто огонь. Обычно, что не найдут – всё тащат себе, а тут смекнули, что такой вещице в мужицком жилье не место. Вот и сами приволокли… Авдей же, мой покойный слуга, – здесь граф истово перекрестился, – смастерил пепельницу из этой штуковины. Работа, правда, топорная. Но всё равно такой штуковины не сыскать в окрест. Многие зарятся, уже и борзых предлагали. А на что мне, старику, эти борзые?!.
Здесь, сделав паузу, граф внезапно добавил:
– Ты уж прости, племянничек, прилягу я… Хвораю нынче, а к послезавтрему надо быть на ногах! Эх, года мои – аки-паки!.. Пока же я хандрить буду, прими приглашение Терентия Прокопьича. Не то мужик, не то барин – одним словом, исправник! Но голова! – и здесь старый барин покачал указательным пальцем.
И видя, что Бобров спокойно направляется к двери, прибавил:
– Да скажи Трифону, пусть тебе наш новый семейный альбум покажут! Там, знаешь ли, собраны семейные дагерротипы. Кто бы мог прежде подобное вообразить! – и граф позвонил в серебряный колокольчик.
Уже в сенях Серж тихо повторил как молитву: "Граф: Игнатий Порфирьевич, исправник: Терентий Прокопьевич – не перепутать бы!.." Архаические имена давались хрононавту отнюдь не легко…

День второй
…–Знатный боровичок, – Терентий Прокопьевич тихо улыбался, вертя в руках крепыш белый гриб. Боброву, в отличие от него, попадались одни подосиновики.
– Да, вам больше везёт, – вздохнул Серж. – Как видно, этот лет знаете, как своих пять пальцев.
– А то, – коротко подтвердил исправник. – Почитай сорок лет служу в здешних местах. Каждый уголок лаком! Не то, что нонешние господа… Всё им заграницу давай!..
– По-вашему и я из таковских?
– Да и вам, сударь, что та Европа дала? Лес там, знаю, худой, народ –тощий, а все новомодные бунтарские идеи оттуда приходят. А проку от них в наших местах ни на грош!..
Говоря это, он не переставал шарить витой резной тростью по земле, раздвигая ею ветви и кое-где опавшую листву.
– Какие там идеи, – патетически воскликнул Серж. – За карточным столом отнюдь не бунтарские разговоры ведутся.
– За картами, говорите? Ну-ну… А вот вам пример моей правоты: господин сочинитель Тургенев едва ли не полжизни проводит во Франции, перемежаясь в Англию, чтобы вздыхать, что "щи не посолоты", и "как хороши и свежи были розы"… У молодёжи он на слуху, но старикам каково? Форменное падение нравов. В позапрошлом году он издал прискорбнейшее сочинение "Отцы и дети". Видит Бог, вредная вещица!
– Да что вы, право! – Серж счёл долгом вступиться за классика. – Ведь Иван Сергеевич – это гордость нашей отечественной литературы! Да и в Европе его читают взахлёб…
– Да я вам толкую не о словесности, – досадливо отмахнулся исправник. – Что господин Тургенев – талант, кто спорит? Только зачем он этого Базарова героем сделал? О нигилистах вообще бы поменьше говорить надо, не то что писать... А то их ещё больше расплодится…
Бобров, обнаружив семейку рыжиков, присел и стал подрезать их ножом, бросив мимоходом:
– А что, по-вашему, от запада следует отгородиться Китайской стеной?
– Стеной не стеной, а без толку шляться по заграницам нечего! Набираются там в Европах либерализма. Как по мне, так с этими бунтовщиками напрасно церемониться. Это с разбойниками можно. Пусть тачку покатают в сибирских копях – хоть какая-то польза. А внутренних врагов напрасно поощрять нечего.
– И всё же, чем вам, Терентий Прокопьевич, так не угодила Европа? Народ там культурный, не чета нашим мужикам сиволапым.
Он намеренно провоцировал исправника на взрыв и, кажется, своего добился. Старика взорвало:
– Чем спрашиваете, сударь, не угодила? – почти выкрикнул он. – Вы в корень зла не глядите. Ведь оттуда смута идет. Даже подумать страшно, что там творилось в сорок восьмом году! Того и гляди, эти смуты и до нас дойдут… Я-то не доживу, а вот вы, сударь, ещё увидите в России-матушке баррикады на улицах. Вот тогда и наплачетесь с вашим обожаемым Западом – и поделом…
На плечо Сержа упала сосновая шишка. Он вздрогнул, поднял голову, с удивлением глядя на темнеющее небо.
Начинало смеркаться…
– Не пора ли нам воротиться, – почему-то первым предложил Серж. Особым поклонником грибной старины быть он более не желал.
Терентий Прокопьевич не без сожаления бросил прощальный взгляд в лесную чащобу и со вздохом, согласно кивнул…
До усадьбы господа дошли молча. Прислуга безучастно шла чуть поодаль. Но, несмотря на явно читавшееся в глазах исправника неодобрение, в предвкушении малиновки и грибной солянки обошлось всё же без ссоры.

День третий
Горели свечи в витых канделябрах, кружились в мазурке пары. Играл оркестр, со-стоявший из бывших крепостных. Лакеи бесшумно и проворно убирали со стола остатки праздничного пиршества. Вот-вот должна была начаться большая игра. Из обитого красным бархатом кресла за танцами наблюдал с холодной улыбкой сам виновник данного торжества. В расшитом золотом мундире его смело можно было принять за отставного генерала. Куда только девалась недавняя старческая немощь!
Граф старался держаться молодцом. Как-никак весь дворянский цвет уезда сегодня был в сборе. Накануне Серж преподнёс ему в подарок действительно изготовленный в девятнадцатом столетии серебряный портсигар.
Господин Бобров мерно танцевал с мадмуазель Аглаей – младшей дочерью местного предводителя дворянства. Серж от мишурного блеска окружающей обстановки словно обомлел. Он почти физически ощущал домашний омут этого патриархального мира. Агент мысленно напомнил себе, что здесь существуют и убогие хижины, и мир сирых – вечно униженных и оскорблённых. Но сейчас, глядя на это искристое великолепие, как-то не хотелось всему этому верить. Вот уж воистину – ярчайшая фантасмагория прошлого!..
– Правда ли, Иннокентий, что вы знакомы с Европой? – прощебетала Аглая, кокетливо склоняя головку набок.
– Знаком, – мягко кивнул Бобров. – Пробыл там без малого три года. И знаете ли, нисколько не жалею: и Париж повидал, и Женевское озеро, да и в Альпах случалось бывать…
– C'est interessant! Это прелюбопытно! – Тут же дополнила Аглая свой скудный французский. Батюшка ее из-за фамильной рачительности нанял одного репетитора одновременно для пяти дочерей. Так что из французского ей досталась самая малость, все прочее выучила в сестринских перепевках, чем немало ужасала самого репетитора мосье Поля Бланшара.
– Расскажите что-нибудь о вашем путешествии, – с восторгом попросила она.
Серж, которому за эти дни уже порядком поднадоело расписывать красоты тех мест, которые сам он знавал отнюдь не в эту эпоху, вежливо рассмеялся.
– Ах, ma chere княжна, если бы вы знали, как однажды захотелось домой, в родные пенаты! Заграница манит лишь поначалу. А далее… "И дым Отечества нам сладок и приятен…"
Аглая засмеялась звонким переливистым смехом.
– Это вам так кажется, Иннокентий. А по мне вот – иначе: когда вся жизнь прожита как между трех сосен, то, не поверите, как жаждет душа новых впечатлений! Так бы и сорвалась с этих мест, так бы и сорвалась…
– И вы, сударыня, никуда не выезжали?
– Ах, была дважды в Финляндии, но там такой омут озёр, что ей Богу тоска, да ещё раз в Крыму, но там безлюдно и каменисто. А с камнями о чём говорить?
– Однако, вы поэтичны… – совершенно искренне произнёс Серж.
Несомненно было в ней что-то классическое, воспетое во множестве произведений того далёкого времени и в последующем: хрупкость, ясные мечтательные глаза и мелодичный голос. Но на этом внешнее сходство с классикой обрывалась. Обостренным чутьем агента времени Серж прочно ощущал окружавшую это нежное существо хищную ауру.
"Эта милая особа очень точно знает чего хочет, и по жизни своего не упустит", – говорил Боброву его внутренний голос. Её остаточный настырный французский в этом его убедил.
Тем временем оркестр смолк. Из угла, в котором собрались азартные картежники, внезапно раздался чей-то возбужденный возглас:
– Начинаем праздничный вист! Делайте ваши ставки, господа!
Церемонно раскланявшись с юной провинциальной хищницей, Бобров тут же поспешил к резному ореховому столику, за которым уже торжественно восседал юбиляр. По правилам именинного виста, кто бы ни выигрывал, десятина доставалась ему. Правила этого виста принесли в Россию французы разбитой наполеоновской гвардии, плененные и превратившиеся с годами в барских лакеев и гувернеров.
Большинство из собравшихся были облачены в имперские парадные мундиры, иные при крестах, хотя мало кто из них даже на заре юности имел отношение к воинской службе. Так что некоторые кресты имели еще павловский и екатерининский лоск. Впрочем, сия наградная эклектика была тут уместна. Игрокам самим было впору находиться в петровской кунсткамере.
– На что играем, господа? – спросил собравшихся местный бонвиван уездный князь Андрей Коршаков, чьи глаза уже блестели азартным огнём.
– На пепельницу, господа, на это странное произведение искусства! – бодро воскликнул Серж с наигранным подпитием.
Несколько пар глаз уставились на него изумлённо.
– Извольте объяснить, граф, в чём здесь наш интерес?
– Не обессудьте, любезнейший дядюшка. Уж больно мне одна необычная вещица понравилась из ваших кабинетных аксессуаров. Представьте себе, это пепельница. Была бы поделка из Петербурга или Варшавы, ей Богу бы, не приметил. Но эту – её, говорят, нашли холопские дети где-то в лесу. И вдруг такое совершенство. Не иначе, как знамение свыше. Ставлю для начала пятьсот рублей! Так что пара скаковых жеребцов уже Ваша! Сам же перешлю вам двух орловских красавцев в яблоках. Такая у меня нынче блажь.
Поочередно стали называть свои ставки и остальные участники. Игра предвиделась немалая. При таком прикупе можно было приобрести и целую деревеньку или разориться дотла. Так что игроков поубавилось.
Знал Бобров и несколько откровенно шулерских приёмов, уповать на которые следовало лишь в крайнем случае, но какой же он тогда граф? А с самозванцами да шулерами на Руси во все времена поступали худо. В воздухе словно повисло немое взаимное недоверие. На такие игры нынче шли крайне редко. Дворянство и без того в 1861 году потеряло немало.
И тут банкомет безапелляционно заявил:
– Предлагаю раскрыть карты, господа! – очевидно в графском племяннике он заподозрил залётного шулера.
Все тут же по обычаю подчинились беспрекословно. Очевидно, князь Коршаков был непререкаемым карточным авторитетом.
И вновь подтвердилась старая истина, – новичкам везёт. Как завороженный смотрел Серж на карточный стол. Всё происшедшее казалось ему каким-то сказочным сном.
– Господа! У меня козыри на руках! Я выиграл! – Не совсем твёрдым голосом вымолвил он. – Теперь воистину эта диковинная пепельница будет принадлежать мне по праву!
Будто на ватных ногах он прошёл в кабинет графа и, вытряхнув пепел в предупредительно подставленную услужливым лакеем корзину, затолкал тут же обернутую в рогожу вожделенную вещицу в глубокий сюртучный карман. Затем последовал его обратный выход к гостям под общее молчаливо завистливое восхищение. Бытовало мнение: выигравший в доме богатого именинника будет сам целый год несметно богат, или, по крайней мере, проживет этот год безбедно. После неловкой паузы, наконец, все стали одобрительно восклицать, поздравляя Иннокентия с удачным приобретением…
Все снова заняли место за игральным столом. Проиграв для вида пару сотен рублей ассигнациями, Серж сослался на усталость и неторопливо вышел на крыльцо усадьбы. Его никто не задерживал. Он и так оставил на столе немалую толику для своих алчных партнеров. Как говорится, мавр сделал своё дело…
Теперь, когда цель была вроде достигнута, оставалось незаметно покинуть столь гостеприимный дом и уже навсегда. На этот счёт всё было заранее предусмотрено. На столе подле барского кресла уже лежало письмо, объясняющее обстоятельства столь внезапного исчезновения. Правда, суть письма была довольно расплывчата: якобы не ясно какой долг чести обязывал Иннокентия спешно отбыть в столицу…
Но оказалось всё не так просто: неподалёку от края леса "Иннокентия" неожиданно поджидал исправник, явно пришедший сюда неспроста:
– Куда путь держать изволите, любезный? – осведомился он вежливым, но решительным тоном.
– Увы, вынужден покинуть гостеприимные пенаты, – шутливо раскланялся Бобров. – Дела, знаете ли… Дела, спешу в Питер.
– А вещицу сию попрошу Вас оставить… – Глаза Терентия Прокопьевича вмиг стали ледяными.
– О какой вещице собственно речь? – попробовал отшутиться псевдо-Иннокентий.
– Речь идёт о вашем карточном выигрыше, молодой человек: истинной цены сей вещи вы, как видно, не ведаете… А я, знаете ли, мыслю, что второй такой вещицы нет во всем свете: во времена Петровы сиять бы ей в кунсткамере на почетнейшем месте. А вы, небось, снова отправитесь за границу: на что вам она? Там свои, знаете ли, табакерки, бонбоньерки, мохерки… Я ведь не только товарищ его сиятельства, а ещё и преданнейший слуга царя и отечества… Мне, словом, велено державу охоронять в самой что ни на есть малости. И как совестливый служака, я не дозволю вывозить… некоторым образом редчайшее достояние Российской империи…
Бобров невольно усмехнулся: выполнению задания мешал некий провинциальный госмуж, повернутый на враждебности к Западу. Знать бы ему, что эта всегдашняя враждебность взаимна, и что впереди ей – века…
– Послушайте, сударь, – здесь Серж начал медленно закипать. – Ваше дело давить крамолу – вот и давите, а в мои дела не вмешивайтесь! Известно ли вам, что я высочайший порученец, и что дальше императорского двора этой вещице не быть. Вы бы мне ещё масонство пришили на суконную нить. Эх вы, Аника-воин!..
Серж решительно тронулся в сторону леса. Но тут исправник по-медвежьи бросился на него: неуклюже, но мощно. Серж мастерски провёл подсечку, внезапно освобождаясь от захвата поистине медвежьих лап, и ловко бросил слугу империи через бедро.
Как только исправник распластался на ковре из травы и листьев, Бобров болевым приёмом молниеносно вывернул ему назад руку.
– Запомните, милейший, – вежливо обратился он к Терентию Прокопьевичу, сидя на нём верхом. – Я не люблю, когда мне становятся поперёк дороги. Даже представители власти.
Исправник кряхтел и стонал: ему было и за себя, и за державу обидно. Между тем Бобров деловито связал ему руки ремнем и, не вставая, активировал темпоральную аппаратуру приема сигналов своего времени. Датчик был встроен в дутый малахитовый перстень на безымянном пальце левой руки.
С замиранием сердца засланный во временную глубинку агент наблюдал, как в воздухе вдруг возникло фиолетовое марево, постепенно принимавшее вид рамки при своём приближении в заданный квадрат. Земля в квадрате касания словно озарилась.
За той же картиной со своей малоудобной позиции печально наблюдал перепуганный насмерть исправник. На его устах слышались слова страстной молитвы.
Бобров резко поднялся и шагнул в образованный фиолетовым сиянием проём. Он не без сожаления оставлял в девятнадцатом веке свой надежный ремень из прочной кожи венерианской рептилии.
– Адью, господин исправник, – донесся напоследок его насмешливый голос. – Передавайте привет графу… из двадцать четвертого века!
Фиолетовый прямоугольник, пульсируя, постепенно таял.
Пусть только теперь расскажет Терентий Прокопьевич о том, как непутёвый Иннокентий был взят живым на небо. Над ним от души посмеются и припишут видение обильному возлиянию за именинным столом. Как говаривали во все времена: "ужрались!".

(продолжение следует)

МОЗАИКА – ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ… (НФ-повесть)

Земля, Северная Африка, город Марракеш.

Пресс-конференция всё же состоялась, но отнюдь не торжественная. Скорее она напоминала печальное действо.

Патрик Брайен намеренно задержал вылет флаера и прибыл, когда резкий диалог с журналистами был уже пройден. После краткого перерыва должны были выступать ведущие специалисты проекта. Их стоило послушать, а то и прищучить, либо подковырнуть каверзным вопросом, чтобы не воображали себя некими полубогами. Брайен знал по опыту, что в случае провала крупных проектов все шишки валятся на безопасников всех мастей. В том числе и на Галактическую инспекцию. Это начинало надоедать.
Он сделал привычное движение ручным манипулятором и пластиконовые крылья дрогнули. Заложив крутой вираж, флаер резко пошёл на снижение. Патрик рассчитывал сесть на крышу, но вместо – лишь вполголоса выругался: крыши-то и не было.

Посреди искусственно обводненной Сахары возвышался шар, почему-то розового цвета и громадных размеров. Можно было различить единственную дверь – она была чуть приоткрыта. Как в неё попадали снаружи – оставалось загадкой.

Сделав круг над вычурным плодом чьей-то воспаленной фантазии, Брайен заметил мигающий сигнал робота-охранника: попеременно мигали зелёные и оранжевые огоньки.
Флаер спланировал в приоткрытый люк розового шара и тот мигом закрылся. В пустом ангаре хватило бы места для целого звена подобных компакт-габаритных флаеров. Такие же ангары обычно присутствовали только на орбитальных станциях.

Спустя четверть часа Брайен находился в циклопическом зале. Не смотря на гигантский размер, здесь было по-своему уютно. Чувствовалось, что помещение должно было служить людям, но и не только.

В зале присутствовали инопланетные гости: иные в скафандрах, а те, кто привык к иным силе тяжести и атмосферному давлению – в передвижных кэбах с тонированными стёклами. Кабинки инопланетян очень смахивали на старинные болгарские автокары. В них были даже захваты, но для иных целей.

На трибуне во весь двухметровый рост возвышался петербургский академик Кедров. Его голос зычно гремел под самым сферическим сводом:
– Мы очевидно никогда уже не узнаем истинных причин катастрофы. Если и были злоумышленники, то они же сами себя и обрекли. Выжить в эпицентре аварии не представлялось возможным. Счастье, что все участники предполагаемой пресс-конференции отдыхали на близлежащих "релаксационных" астероидах. Но лично я не верю, что кто-то действовал с намеренным злым умыслом. Времена камикадзе давно прошли. Да и само слово стало теперь архаическим. Сейчас следует говорить об ином:

вспомним, когда проект входил в решающую стадию, как много было сторонников размещения пространственно-временного преобразователя в недрах Луны. Но тогда удалось остудить чрезмерно горячие головы, – голос академика зазвучал патетически:
– Господа, мне есть чем гордиться – когда решался вопрос о выборе места – Пояс астероидов или Луна, сторонники первого варианта победили всего тремя голосами, и один из них был моим!

Зал одобрительно загудел. Звуки булькали даже с "автокарных" кабинок, которые стояли теперь концентрическими рядами. Каждый теперь понимал – пройди тогда второй вариант, и от серебристой трудяги Луны ничего бы теперь не осталось: страшно даже представить, во что бы обошлась Земле эта глобальная катастрофа.

Дальше Брайен слушал вполуха. Он настроился на волну имплантированного мыслепередатчика Пак Чхон Иля, и передал приказ о незамедлительной встрече. Во время перерыва они встретились в секторе Б4 огромного фойе пресс-центра.

– Послезавтра сбор у меня, – сказал Паку Патрик на языке суахили. – Тсугву тоже возьми с собой.
– Но его обследуют…
– Никаких "но" – вся пятёрка должна быть в сборе. Время действовать…
Пак понял, в доме Брайена речь пойдет о том, что осталось за бортом проводимой пресс-конференции. Он тяжело вздохнул, – что ж, на то и тайная служба…

ПАТРИК БРАЙЕН, ИРЛАНДИЯ, 52 ГОДА, КООРДИНАТОР ПОЛЁТОВ СРЕДНЕГО РАДИУСА СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ, ТАЙНЫЙ АГЕНТ ВТОРОГО УРОВНЯ, КОМАНДИР ПЯТЁРКИ.

Нелёгкое это дело, вести двойную жизнь. Понимаешь, что выполняешь ответственную миссию и даже в душе гордишься, а всё же, когда даже семья не знает, кто ты на самом деле, на душе как-то неуютно. Не хотел бы я, чтобы сын пошёл по тайным моим стопам. Роберту морально легче: он просто осваивает Антарктиду. Участник всемирного молодёжного движения "За новый континент" – у них там и свои галстуки, и свои бонусы. В общем, всё, как у людей – обычных людей.

Пятёрка у меня подобралась ершистая. Всё больше молодая поросль, лишь один Пак – ветеран, десять лет в Инспекции без одного замечания. А инициативы хватит на сто новобранцев… Но, вот остальные. Эти Серж и Зухра – почти дилетанты, к тому же у них служебный роман. А что ещё приходится ожидать от новичков? Нежелательный фактор, но когда-нибудь выстрелит и он: как ни крути – прерогатива вечных ценностей налицо. Тсугва и вовсе пришелец. Не иначе, как галактический авантюрист, иначе, как объяснить его согласие на сотрудничество. Земным альтруизмом в космосе не пахнет. И для Тсугвы всё земное навсегда окажется чуждым. Наверное, он альтруизм от пофигизма не отличает, или шибко верит в свою удачу…

Теперь о завтрашнем деле. Вроде бы всё продумано. Собираться следует только у меня в замке среди зелёных лугов острова Эйрэ. Съехались вроде бы в гольф сбацать. Все эти пленэр, монплиер, одни словом, традиционные навороты… Ведь где ещё кроме Ирландии да Исландии, сохранились такие островки нетронутой природы?

Между прочим, Бобров переживал не зря. Интуиция у этого парня здорово развита. Жаль, только в данном случае она оказалась совершенно бесполезна.

Расхлёбывать последствия нейтронной катастрофы в конце концов придется Галактической инспекции. А уж та задействует все свои механизмы. Впрочем, если посмотреть, нашлось бы конкретно задание и для меня, но по Уставу агентам второго уровня разрешается только координировать и направлять деятельность агентов первого уровня. Но то, что предстоит, иначе, чем авантюрой не назовёшь.

Итак, завтра предстоит важная встреча. Дай Бог всем нам удачи!

ИРЛАНДИЯ. РОДОВОЙ ЗАМОК СЕМЬИ БРАЙЕН ВБЛИЗИ Г. ЛИМЕРИКА
В настоящем прадедовском камине пылал огонь. В распахнутое окно врывался свежий ветер, шевеля складки тяжёлых штор. Впрочем, все знали, что, несмотря на внешнюю архаичность, замок был буквально начинен новейшей электроникой.

– Давно так все вместе не собирались, – удовлетворенно произнёс Пак…
В ответ последовали молчаливые улыбки. Да и слов особых не требовалось. Просто всем было хорошо, оттого, что они снова вместе. Хозяин дома сидел на краю длинного дивана, Серж и Пак на витых родовых стульях, а Зухра забралась по-восточному прямо с ногами в кресло, чем нисколько не удивляла терпимого ко всему Брайена. Тсугва в привычном лёгком скафандре запросто расположился прямо на ковре: из-за далеко не тощего хвоста он недолюбливал скраденные земные сиденья, которые оскорбительно называл просто "сидушками". Все кроме не-го потягивали через соломинки сок трансгенной марсианской сакуры. Тамошние японцы были весьма искусны.

– Тебе что нельзя употреблять трансгенные джусы?
– Можно, – Тсугва почти по-земному помотал головой. Однако мне не столь важ-ны минеральные вещества. Во всей вселенной Н2О – всегда только вода. Чтобы я ни пил, я буду отфильтровывать только воду.
– Как жаль, поскольку данный джус содержит особый марсианский букет. Между прочим, в окрестных барах и гаштетах за него платят баснословные деньги…
– Ах, нам ли с вами деньги считать, – беззлобно парировал Тсугва, – да если ещё переводить на наши энергокоды. По сути – пфу, но зато антураж!.. Но не будем об этом.
После корректной паузы, наконец, Зухра высказала вслух то, что давно уже было на уме у всех:

– Жаль, что наши редкие совместные встречи обычно сулят неприятности и нам, и окрестному человечеству, – она печально и глубоко вздохнула.
Патрик улыбнулся. Он вспомнил старинный триллер "Неприятности – моё ремесло". Словно это сказано про наш коллектив", но вслух он добавил:

– Прошу меня извинить, напитков крепче соков изначально не предлагаю. Сегодня у нас – производственное совещание, если хотите, без галстуков. – Он открыто и широко улыбнулся, обнажив белые, почти юношеские зубы.

Прошло несколько молчаливых минут. В это время звучала нежная приглушенная музыка, а за окнами лился из невидимого земного источника мягкий голубоватый свет, который был соразмерен когерентному лунному свету. Но вот Луна зашла за облака. С уменьшением небесной светности одновременно угасла и земная. Хозяин дома решительно обратился к корейцу:

– Смелее, дружище Пак!
По тому, как Пак свободно управлялся с приборами, все поняли, что в своем деле кореец не новичок. Установив на миниатюрном пульте определенную композицию, Пак окружил замок непроницаемым для разного рода волн силовым полем.

Непроницаемые шторы мгновенно опустились. В центре комнаты возникло голо-графическое изображение некоего предмета, напоминающего выполненный из чистого золота штурвал старинного клипера. Правда, сей призрачный клипер, как видно, умчался в вечность…

– Вот это и есть, друзья, то, ради чего мы здесь собрались. То самое знаменитое сердце пространственно-временного преобразователя, о котором так много говорят, но на деле, его мало кто видел. Предназначение этого прибора понимают только узкие специалисты. Но вот чего не знает и не должен узнать никто посторонний…

И здесь Патрик очень серьезно добавил:
– Чтобы провести здесь наше экспромт-совещание, я впервые за многие годы отправил жену в одиночное путешествие. Правда, всего лишь на Сейшелы. Но всё же…
Все с пониманием промолчали. Сказать что-нибудь было сейчас не корректно.
– Сердечник прибора преобразователя выполнен из редчайшего инопланетного материала, доставленного на Землю в секретнейшей обстановке. Его адрес …

Он назвал одну из отдаленных планет созвездия Цефея, населенную мыслящими земноводными. Раздались тихие возгласы, выражавшие неподдельное изумление.
– Действительно, расстояние огромно, и если бы не проход к Цефею через гиперпространство, этого материала бы здесь просто не было.

– Разумеется, он обошелся Земле и всему космическому сообществу в колоссальные средства. Но дело даже не в стоимости сердечника, вернее, не столько в ней… Можете вообразить, какие истинно сатанинские силы вырвались на свободу, если прочнейший монолит разнесло на куски! В результате взрыва, произошедшего вследствие перекоса направленности временных векторов, осколки объекта оказались разбросанными по различным эпохам планет, с которыми сей преобразователь был прочно связан энергетическими мостами: Земли, Марса и четырех крупных спутников Юпитера.

И лишь небольшая их часть этих фрагментов дрейфует в нашем времени – в качестве некрупных осколков в дальнем поясе астероидов, куда за ними уже направлены поисковые космические автоматы. Нам же надлежит, после тщательных расчетов теоретиков, отправиться по оси времени отыскивать их на Землю: в разные исторические эпохи, где, мягко сказать, нас не ждут… – Патрик посмотрел внимательно на собравшихся, ища в их глазах поддержку.

– Но как именно это сделать?
– Благодаря специфическому излучению, не имеющему земных аналогов. Так что его ни с чем не перепутаешь. Не беспокойтесь, для человеческой жизни оно не опасно. А когда вы узнаете конкретные адреса ваших предстоящих командировок, то, наверное, даже придете в восторг: будет каждому где развернуть свои агентурные способности. Не исключая нашего инопланетного сотоварища Тсугву.

Все испытывали потрясение. Подобного развития события никто не предположил бы заранее. Брайен же решительно заключил:
– Время пошло – более медлить нельзя. В расчётных эпохах осколки сердечника преобразователя являются артефактами, нам же необходимо их оттуда изъять, не нарушая исторического процесса…

Вновь повисла напряжённая тишина. Она требовала разрядки, и тогда первым вы-сказался Бобров:
– Но это не наш профиль. Ведь профессиональные темпоральщики – замкнутая каста. Бытуют слухи, что у них даже детушки в палеозое растут, а у нас они скрываются от алиментов. Но если серьезно, то нам потребуется колоссальная поддержка всех сопредельных служб.

На это Брайен невозмутимо ответил:
– Нам окажут всяческую поддержку, в том числе предоставив аппаратуру комплекса ППП (предварительного пульпирования пространства). Прощупают заранее всё до миллиметров, чтобы никто из вас не оказался на месте уже занятом каким-либо реальным объектом. Впишут как на картины старых мастеров. Так каково ваше мнение?
–Это похоже на странную мозаику, в которой необходимо сложить наперед задан-ное целое из отдельных кусочков, – тут же нашелся Пак.

– Вот-вот, это действительно похоже на мозаику, – согласился с ним Тсугва.
Все прочие одобрительно закивали.
Наступила пауза. Гости вышли на балкон. Серж поймал себя на том, что хотел бы очередной отпуск провести на этих зеленых лугах, среди горных трав и цветов, источавших тончайшие ароматы. Правда сейчас, при лунном свете изумрудная зелень вливалась в безоглядную черноту и становилась неразличимой.

Бобров ощутил прикосновение руки к плечу. От неожиданности обернулся. Рядом с ним стоял Пак.
– Как ты осваиваешься? – по-дружески спросил он.
Бобров понимал – это не просто предупредительность, это контрольный вопрос: Пак не просто предлагает свою помощь, он рассчитывает, что она будет принята.

– Как тебе сказать, – неторопливо ответил Серж. – Героических поступков я пока что не совершил, разве что во время рейса на Плутон непредвиденно сломал руку одному зарвавшемуся негодяю. Но это не приветствуется, как знаю… так что я скорее в минусах…

– Я видел запись сложившейся ситуации: случись это со мной, ему бы пришлось имплантировать ребра и челюсти. Ты же только сломал ту руку, которая тянулась к Пульту управления полетным заданием, и спас при этом более сотни пассажиров да ещё экипаж. Я же всегда утверждал, что всяческие пульты это архаика. Задание должно быть занесено в мозг исполнителя и продублировано основными членами команды. Но проблема в том, что иногда гибнет весь экипаж. В этом и кроется пресловутый человеческий фактор. Там наверху готовы утвердить разве что микш… А жаль.

Чуть помолчав, Пак от себя прибавил:
– Держись, – и ещё раз хлопнул Сержа по плечу. Тут же ударил гонг. Непринужденный разговор тут же был прерван.
"За контуром беседы скрывается судьба", – улыбнулся про себя Серж, исповедовавший жизненный фатализм…

Все возвратились в зал. На повисшем в пространстве объемном экране можно бы-ло явно рассмотреть голограмму различных фрагментов сердечника погибшего преобразователя. Внешне напоминая хаотичные обломки металлолома, они, медленно вращаясь, изредка соприкасались краями, так как некогда цельный монолит из сверхпрочного материала был разрушен и разрознен на части.

Люди вознамерились оседлать Пространственно-Временной континуум. А он, взбунтовавшись, внезапно порвал удила и явил миру полнейшую непредсказуемость: Внезапно стали исчезать целые миры орбитальных станций. Но их отголоски обнаруживались в дальних уголках космоса.

Хозяин дома нарушил тревожную тишину:
– Сейчас вы можете увидеть результат работы разведывательных темпорально-пространственных зондов, отправленных на поиски во вчера, сегодня и завтра, если будет позволено здесь так сказать. Все зонды изначально настраивались на вполне определенное излучение, волна которого реально не имеет границ. Мы уже и сами не рады, что вызвали её к жизни. Некоторым рьяным теоретикам срочно всучили Нобелевские премии, чтобы те замолчали… Хотя бы на время. Эти научные кликуши в сложившейся ситуации, скажу вам, пострашнее религиозных… Теперь наша задача – извлечь из потока времени все возникшие осколки и доставить их по месту назначения – так сказать, восстановить статус-кво..

– А какая, позвольте, нулевая точка отсчёта? – решил уточнить обстоятельства коррекции происшедшего Тсугва.
– Давайте не будем загадывать, – неопределенно ответил Брайен. – С целым объектом теоретики разберутся, но с его частями повозиться придётся нам.
– Знать бы только, во имя чего, – печально произнёс Пак.

–Итак, дискуссии здесь неуместны. Когда я назову координаты отдельных фрагментов, все начнут понимать, зачем мы здесь собрались…
– Огласите, пожалуйста, весь список, – невольно пошутил россиянин Бобров.
– Оглашаю, – невольно в тон ему ответил сам Брайен. – Первый осколок отнесло в российскую глубинку, именно к вам, господин Бобров, правда, где-то в шестидесятые годы девятнадцатого века от Рождества Христова. Другой, как ни странно, Пак, прямиком к вам на родину – в период войны с японскими захватчиками в конце шестнадцатого века…

Пак усмехнулся:
– И тут осталось вспомнить Христа. А нельзя ли по местному времяисчислению.
– Ни в коем случае, – резко парировал Брайен. – В нашем крайне деликатном деле система отсчета должна быть единой. И, продолжаю, наконец, третий осколок – его занесло в сердце империи Тамерлана Хромого, во времена великих моголов – это вам самый рубеж четырнадцатого и пятнадцатого веков. – И, подумав, Брайен прибавил. – Между прочим, очень странное время. Именно тогда во многих странах мира от Московской Руси и до Лаоса, от Китая до Португалии на реверсах монет чеканили лик драконов. Как видно, задрали они в те годы землян. Кстати, с нашими землянами всё!

Вот разве что Тсугва. С ним разговор особый. Ему, в отличие от остальных придётся отправиться в будущее. Миссия не менее деликатна чем ваши. К тому же это будет не на Земле: через шесть веков на одном из спутников планеты Юпитер – Ио будет существовать искусственно созданная гелиевая атмосфера, что собственно будет наиболее рациональным решением земного разума – почти гениальным, поскольку изначально было рассчитано, что там будут жить милейшие соплеменники Тсугвы.

Именно там, к несчастью, и будет существовать Храм межзвёздной секты поклонников Живого Огня. Там и будут происходит некие события имеющие отношение к нашей проблеме. Нечто такое эдакое потребуется срочно изменить, предупредить и навсегда устранить… Одним словом, Тсугва здесь решающее звено.

Что касается меня – это последнее. Вынужден напомнить, что самому мне неумолимый Устав напрочь воспрещает всяческие перемещения во времени, а посему я остаюсь в роли координатора и уже готов ответить на ваши вопросы. Кто первый?
– Разрешите мне, – приподнялась со своего места Зухра. Они одарила собравших-ся очаровательной улыбкой и продолжила: – Мне кажется, что для того, чтобы вжиться в образы людей прошлых времён всем нам необходимо некоторое время, а Тсугве ещё и огромное везение, потому что предвидеть будущее фактически невозможно…

Тсугва парировал:
– Меня, деточка, могут спасти некоторые неизвестные, да и известные вам обстоятельства. По крайней мере, я и тогда буду всё тем же бестолковым инопланетянином. Вам же прикинуться простаками будет сложнее.

На том вопросы закончились.
– В ближайшее время, – подводя итог, объявил Брайен, – все вы получите внеочередной отпуск по основному в ваших легендах месту работы. На этом контакты с окружающим миром у вас оборвутся. Отпуск придется провести в темпоральном центре на орбите Юпитера. Подробности уточним. А сейчас, Пак, включи-ка до-полнительные генераторы защитного поля. Пора обсудить некоторые детали…

ЗУХРА РЕДЖАНИ, ИРАН, 21 ГОД, СТЮАРДЕССА РЕГУЛЯРНОГО РЕЙСА НА МАРШРУТЕ ЗЕМЛЯ-ЛУНА, ТАЙНЫЙ АГЕНТ ПЕРВОГО УРОВНЯ

Когда я только начинала свою карьеру в космотуристической корпорации "Лунник", мне больше всего не понравилось, что ничего с собой на Луну брать нельзя: мол, каждый грамм излишнего веса – на строгом учёте. И всё-таки, не смотря на запрет, на Луне такой помады с огнем не сыскать. Последняя новинка парижской парфюмерии: помада сама заполняет все губные трещинки и ложбинки по заранее определенной поверхности.

Затем последовали иные причуды: сначала для собственного ублажения, а затем для заработка. Да и начальство как бы к себе приручила – себе что-нибудь прихвачу, и им дать не забуду. Но зато всегда выглядела привлекательней своих чопорно-официальных коллег. Они дрожали за место, а я от восторгов. И всегда ждала приключений. И вот однажды встретила Сержа. Сразу поняла, сто он русский. Иранцы урусов от янки и европейцев отличают мгновенно. Чувство локтя, по карте – два лаптя. Что и говорить, близкий сосед… А оказался ещё ближе – присохла.

Конечно, во многочасовом полёте многие пассажиры стремятся к интрижке. Таких отшиваешь. Но Серж проявил особое молчаливое упорство: он и добивался меня, и молчал, и внешне был неприступен. Это меня и потрясло. А я к тому же сумела принять правила его игры, чем и расположила к себе. Он увидел во мне будущего профессионала, а я в нем – судьбу. Но всё-таки перед прощанием позлословила:

– Теперь-то вы меня никогда не найдете, молчун бестолковый. Во-первых, пассажирских транспортников немало, а во-вторых, у нас своя особая сетка расписания. Можем месяцами находиться в резерве – особенно при отборе на дальние рейсы, а затем опять чехарда…
– Вот вместе с тобой и попрыгаем. В нашей Солнечной системе я тебя всюду найду по одному локону, если ты подаришь мне его на прощание.

Я и подарила. И почему-то подумала – этот меня найдет… Правда, особо разыскивать ему меня не пришлось. Из горячего резерва вместо перевода на дальние рейсы я оказалась в ведомстве Брайена. Думаю, что не случайно, поскольку там же был и мой Серж. При первой же встрече он весело улыбнулся.

В моей жизни космостюардессы Луна была не случайна. Теперь уже всем известно, что Луна – земная стартовая площадка для межпланетных полетов, а вырваться с Земли может и школьник, но только сильные личности за пределы Луны: упорные – в космос, а преступники на ссыльные астероиды.

Случись же мне разыскивать Сержа, это было бы невозможным. В том полете в списке пассажиров его имени не было. Он уже тогда работал под прикрытием, но, как бы между прочим, проводил и профессиональный отбор. Благодаря ему я на-всегда вырвалась из околоземного лягушатника и ушла в далекое плаванье. Где только с тех пор меня с ним не носило…Чего только не случалось нам перенести…

(продолжение следует)

МОЗАИКА – А ТЕМ ВРЕМЕНЕМ НА ЗЕМЛЕ…(НФ-повесть)

Будильник пропел дальневосточную мелодию, и Пак Чхон Иль открыл глаза. Пару минут он лежал вслушиваясь в тишину, затем вскочил и наскоро сделал зарядку.
Привычно включил инфор – огромный круглый матовый диск, встроенный во всю фронтонную стену. Возникшее стереоизображение заполнило едва ли не весь но-мер, показалось, что сюда вошли гости.

Шёл примелькавшийся за последние месяцы многосерийный стрингерский фильм. Делали его лучшие репортёры Земли. Сегодня шла речь о строительстве жилых блок-пакгаузов в вырезанных ледяных слоях Антарктиды. Лёд использовался землянами для глобальных питьевых нужд, а внутренние блок-пакгаузы должны были защитить поверхностный ледяной щит от ожидаемых механических разрушений. В блоках селились добровольцы – исследователи, строители и бурильщики. Работы хватало всем.

Пак прикоснулся к висящему на шее амулету – кусочку зеленоватого камня в форме его родного острова Чечжудо – небольшого осколка суши, лежащего к юго-западу от Корейского полуострова. Этот камешек, напоминавший Паку о родине, вызывал в нём самые теплые чувства. Эта привязанность очень часто удивляла его европейских и североамериканских коллег.

Он вдруг поймал себя на том, что мучительно старается подыскать себе занятие, чтобы успокоиться. После задержания с поличным подлого пуэрториканца Хименеса, нелегально ввозившего с Венеры тамошние радиоактивные сплавы – зачем, ещё предстояло выяснить, – Пак неожиданно был премирован внеочередным отпуском. Причём провести его рекомендовалось в отдалённом таёжном углу на затерянной пихтовой заимке, где прежде столовались сохатые и бродили уральские клоны дальневосточного барса. Их отличали размер и окрас. Прекрасные особи!

Первые дни отпуска Пак собирал ягоды, пока не обнаружил, что для их консервации впору открывать маленький консервный завод. Вызвал бригаду профессиональных заготовителей и без сожаления передал им ягодные трофеи.

Пак вспомнил, что за полтыщи километров отсюда живёт Тсугва – автохтон само-производящейся расы, доставленный гиперпространственной экспедицией с од-ной из планет созвездия Лиры. Пока земляне исследовали его бесполый неземной организм, сам он писал популярную монографию о природе Земли и планетарного человечества. Его выводы порой были парадоксальны, но к ним прислушивались. К тому же Тсугва был членом общей с Паком команды галактических инспекторов. В командах традиционно присутствовали по пять участников, но только один из них – командир знал вышестоящего руководителя. И подобная секретность была оправдана.

Пак вышел из двухэтажного домика, окрашенного в ярко-розовый цвет и нажал кнопку на пульте встроенном в калитку. Почти мгновенно возник миниатюрный гравилёт, запрограммированный на индивидуальное подчинение. С виду обычная круглая площадка, похожая на снятую с фундамента дворовую карусель.

Шагнув на площадку, Пак достал из нарукавного накладного кармана портативный генератор силового поля. Движение пальца, и по периметру круглой ладьи возник невидимый борт. Теперь гравилёт был абсолютно надёжен. Борт заканчивался у подбородка.

"Карусель" плавно взмыла над таёжным простором и поплыла, едва касаясь верхушек сосен и пихт. Снизу слабо слышались шум листвы и пенье птиц…

Почти пятьсот километров до небольшого уральского городка гравилёт преодолел за каких-нибудь полчаса. Заходя на посадку, Пак увидел на восьмом этаже местной гостиницы непрозрачные тёмно-зелёные окна.
"Значит, Тсугва дома…"

ИЗ ДОСЬЕ ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ:

"Тсугва – автохтон планеты Оринат созвездия Лиры. Возраст – 68 земных лет. Доставлен на Землю в качестве объекта изучения инопланетной формы жизни по обоюдному согласию между экспедиционно-исследовательскими администрациями планет. Проживает в спецгостинице для экзотов в условиях максимально приближенным к естественным. Гуманоид, дышащий гелием. Принадлежит к расе гермафродитов. Каждый экземпляр данного вида раз в несколько лет (непредсказуемо) несёт яйцо жизни. Через 15 земных месяцев после эякуляции – рождение новой особи, детство которой протекает 35 земных лет. Продолжительность всей жизни – более 300 земных лет. Находясь на Земле, Тсугва выучил земной диалект интерлингво и ещё пять земных языков. Род занятий – изучение этнопсихологии землян, пока те его изучают. По меркам планеты Оринат – интеллектуал и региональный лидер".

…Пак послал Тсугве условный сигнал на волне ведомственной связи. В ответ трижды озарились ярким неоновым светом окна занимаемого пришельцем номера. Тсугва в ответ генерировал импульсы биологического электричества.

Гравилёт, снижаясь, внезапно замер, поравнявшись с окном. Беззвучно раздвинулись светонепроницаемые оконные створки. Пак оказался словно в шлюзовой камере. Здесь он облачился в элегантно-лёгкий скафандр. В мире Тсугвы он был пришельцем.

Внутри жилища царила привычная для Тсугвы стихия. Вещи колебались в пространстве в неком особом поэтическом хаосе.
Тсугва потянулся четырехпалой конечностью к центру комнатного пространства, в котором присутствовал виртуальный терминал, связующий его с внешним миром. В какое-то мгновение он извлёк из ближайшей ячейки компакт-модулятор, трансформирующий его булькающие кваки в земную речь. Компакт-модулятор был оснащен эмоциональным гетеродином, отчего речь казалась почти живой:

– Прости, что без привычного угощения. Сегодня тебя не ждал. А что за пища без ритуала. За шесть часов бы управился…
"Всё равно бы пахло лягушками", грустно подумал Пак, но вслух произнёс:
–Да о чём ты, дружище, лучше расскажи, какой фрагмент-сегмент у тебя нынче трясут наши дотошные эскулапы?

– Поотбивать бы им лапы… – В рифму Паку отметил хозяин. При этом он вполне по-земному помотал головой… – Вчера из-за меня разгорелась целая научная дискуссия: один академик утверждал, что я эталон разумности и конечностей у меня вполне – те же четыре плюс голова и прямая позвоночная хорда. Но вот только с количеством коленно-локтевых суставов у меня не тик-так… Но это лишние подробности: у меня их всего тринадцать. Другому не понравился хвост. Забыл, прохвост, что предки землян взяли свою осанку у потомков динозавров с Сириуса. Но тот, который увидел во мне брата-примата рассердился и пообещал оппоненту надавать по обмылку хвоста. Это по-вашему копчик…

"Одним словом, по жопе…" – подумал про себя Пак. Но вежливо промолчал.
– А как твои исследования землян? – Пак молча указал на компьютер, на трехмерном экране которого расползались обмылки генома.
– Я как раз дошёл до главы: "Роль планетарного скептицизма в истории человеческой цивилизации". Теперь мне нужен законченный скептик. Я разложу его на молекулы и извлеку…

– Только не я! – решительно заупрямился Пак. – И вообще, о чём это ты?
– А вот послушай одну цитату: "Гости с других планет очевидно никогда прежде не посещали Землю и, вероятно, никогда в будущем не посетят". Это из англоязычного научно-популярного журнала конца двадцатого века.
– Такое противно слушать, – категорически сказал Пак.

– Мне тоже, ведь уже тогда парадигма свидетельств об палеоконтактах была достаточно весомой. Здесь я раскопал некоторые примеры: следы динозавров вперемежку с отпечатки босых человеческих ног были найдены в Туркмении, под Воронежем и в американском Техасе, там же в Калифорнии обнаружилась автомобильная свеча зажигания, которой полмиллиона лет, в приполярном Урале были найдены вольфрамовые пружинки с возрастом около ста тысяч лет, в Румынии отыскались детали неизвестного летательного аппарата, которому сотни тысяч лет, а, наконец, в Антарктиде, Австралии и в Африке в различное время были найдены тончайшие золотые проволочные волоски в породах, возраст которых уже исчисляется миллионами лет. И это ещё не всё!

– В общем, я вижу, ты в трудах праведных… – Пак по-дружески хлопнул инопла-нетянина по плечу. Да изучит нас изучаемый – воистину, классический академизм, мэтр Тсугва!
Внезапно загорелась багровая лампочка на инфоре. "АЛАРМА" – прозвучал при-вычный сигнал тревоги.

Пак и Тсугва переглянулись – последствия были очевидны. Разрабатывалась вне-штатная ситуация. Но тогда ещё ни кореец Пак, ни инопланетный Тсугва не могли предположить, что дальнейшие события перевернут всю их последующую жизнь.

Впрочем, ни сводки новостей, не взволнованный голос диктора не могли в полной мере передать всю апокалиптичность происходящих в поясе астероидов событий. Блестящая белоснежная поверхность рукотворного "айсберга" вздыбилась, словно по ней пробежали стоячие волны. Стены из сверхпрочных материалов прогибались будто картонные. А затем грянул чудовищный взрыв, сравнимый с эквивалентом миллионов ядерных бомб. Он навсегда перечеркнул прошлое и предначертал непредсказуемость будущего.

Дьявольский вихрь возник там, где ещё недавно мерно плыл вокруг солнца искусственный исполин. Пространственно-временной преобразователь незадолго до взрыва был кем-то приведён в действие. Побудительные мотивы так и остались тайной.

Неконтролируемая реакция "перетекания" пространственно-временного континуума возникла спонтанно. Коллапс внезапного неконтролируемого преобразования выделял чудовищную энергию, что привело к мгновенной гибели семи крупных астероидов, населяемых исследователями всех возможных мастей, погребших вместе с собой несколько тысяч более мелких объектов естественного и искусственного происхождения.

Приборы, функционирующие во всей солнечной системе, зафиксировали мощнейшую гравитационную волну, которую сразу нарекли антиволной, поскольку она продуцировала мощнейший антинейтринный поток, мгновенные действия которого были непредсказуемы. Спасло Солнечную систему от гибели лишь то, что этот аномальный выброс был краткосрочным. Он длился всего несколько наносекунд.

Одновременно с глобальной космической катастрофой эхом прозвучал мощный взрыв в межгорьях Памира, вызвавший крупный тектонический сдвиг и снежную лавину невиданной силы. Казалось, обрушилось небо. Белый цвет заполонил всё вокруг…

Пролетающим над памирскими вершинами планетарным метеонаблюдателям виделось, как всё вокруг захлестнула сплошная ядовито-зеленая муть. Она резала глаза даже через мощнейшие светофильтры. По этой причине полёты над Памиром были временно прекращены, а снимки со спутников бликовали.

Узнав о случившейся катастрофе, один из авторов Проекта – индийский космофизик Нарасимха Шринадар – покончил самоубийством.
Галактическая инспекция получила высшие полномочия – немедленно отреагировать. Вектор реакции никем ещё не был определён.

Серж БОБРОВ, Россия, 23 года, пилот-стажер Космофлота Солнечной системы, тайный агент первого уровня Галактической инспекции.

Мне никогда не забыть тот день, когда я был принят в ряды инспекции. Началось с того, что я был приглашён на приём к Патрику Брайену – координатору полётов Среднего радиуса системы. Прежде я и не подозревал, что у сэра Патрика имеется другая столь значительная ипостась. Впрочем, иначе и быть не могло.

Точно в назначенный срок я вошёл в кабинет, недоумевая: ведь я же не командир экипажа, чем же обязан вызову на ковёр к чиновнику столь высокого ранга?

Типичный рыжеволосый кельт внимательно рассматривал меня глубоким проницательным взглядом. Затем неожиданно заговорил со мною по-русски:
– У меня к вам, Серж, несколько необычный вопрос. Скажите, известно ли вам, что в нашем мире существует организация, отвечающая за глобальную безопасность?

Удивительно, на не родном языке он говорил достаточно чётко и внятно, строго чеканя фразы. Признаться, я опешил: мне требовалось незамедлительно отвечать, и я через силу сумел выдавить из себя:
– Нет, пожалуй, впервые слышу.
Брайен кивнул:
– Верно, никто и не должен ведать о нас, потому что официально нас как бы нет. Как вы вероятно догадались, я принадлежу к этой организации и уполномочен пригласить в неё вас. Заметьте, это только приглашение, а не приказ, и от него вы вправе отказаться.
"Час от часу не легче. Уж не космическим ли масоном придется стать?" Я осторожно поинтересовался:

– Сэр, вы не скажете, что это за организация, и чем, собственно, занимается?
– Само название: Галактическая инспекция не отображает всей нашей специфики. Мы, мягко сказать, стараемся коррелировать социальные процессы, используя ме-тоды логистики, длительной контрразведки, оперативного сбора информации и так далее, не подменяя собою правительственных чиновников. Мы, скорее, негласно контролируем и упрочняем любую из точек нашего социума.

Тогда я не нашёл ничего умнее, чем ответить на столь заманчивое предложение, и прозвучало нечто сумбурное:
– Простите, сэр, право не знаю, специально в шпионы не готовился…
Брайен сухо и коротко рассмеялся:

– Мой юный фрэнд, реальность нашего мира такова, что ещё долго нельзя будет обойтись без обычных со-гля-да-та-ев – существует такое старинное русское слово. Вы думаете, главная опасность для Земли происходит извне, от агрессивных пришельцев?

Я неопределённо пожал плечами – подобная проблема меня прежде не волновала.
– И всё-таки, Серж, знаете ли, главная опасность скрывается в нас самих. Где гарантия, что в святая святых мощного энерго- или транспортного проекта не проникнет случайно параноик или подлец? Человеческий фактор – штука сложная…

Я было попытался возразить:
– Но ведь современные методы психотехники позволяют выявить психические отклонения на ранних стадиях.
– Всё не так просто, мой друг. Человек может не иметь ярко выраженных психических аномалий, обладать безупречной биографией, но в то же время быть подвержен низменным мотивам и готовым на ужасные злодеяния. В прошлом большинство преступлений совершалось из-за материальной выгоды. Сегодня же мы вплотную столкнулись с феноменом нематериальных преступлений. Назовите их нравственными и даже кармическими, но от этого менее ужасными они не стали.

– Неужели склонность к правонарушениям – в человеческой натуре?
– Очевидно так, хотя развитие этой геенны огненной происходит далеко не у всех. Я уже вас достаточно знаю, да и изучал ваше послужное досье, очень даже не дурно всё в нём, так что счёл возможным рекомендовать вас своему непосредственном начальству.
– Хорошо, вы какой-то там резидент и производите плановую вербовку, но хотелось бы знать, хотя в общих чертах, а кто ваше начальство?

– Положитесь пока что на моё поручительство и не задавайте до времени лишних вопросов. Как там говорится: большое видится на расстоянии. Пока же – вам предлагается стать агентом первого уровня. И вам надлежит знать только свою пятёрку. Агенты второго уровня объединены подобным же образом. Далее идут члены Консультационного совета, которых знают очень немногие. Есть ли у вас дополнительные вопросы: пока вы не завербованы, вопросы задаёте вы, после вербовки вы работаете по инструкциям.

– Вопросов собственно два: какие выгоды я получу при вербовке, и буду ли нака-зан в случае отказа?

– Правильно мыслите, – сухо ухмыльнулся Брайен. – Первое, регулярных доплат не будет, но дополнительные вознаграждения бывают – например, прекрасный отдых в райских уголках нашей планеты… И не только. Кроме того вы приобретете более чем богатство – мощную поддержку всемирной могущественной организации.

– Поддержку в чём?
– Буквально во всех сложных жизненных ситуациях. Это уже, скажу вам, немало.
– А каков ответ на второй вопрос?
– Здесь как бы сложнее, разговор наш инспирирован свыше и возврата к прежнему положению вещей быть не может. Вам будет предоставлен бессрочный отпуск до времени принятия положительного решения. Другое дело, что вам не следует тянуть с ответом, поскольку это поведение наиболее разумно.

Тут меня будто прорвало:
– Простите, сэр, но ваши методы в чём-то напоминают существовавшие в печально известной мафии…
Брайен не обиделся и, сохраняя бесстрастную мину, парировал:
– Если хотите, то мы – антимафия, поэтому наши структуры в чём-то схожи, хотя цели противоположны.
– Разрешите вопрос не по теме, для чего вы решили выучить русский язык?
– Изучение различных языков – одна из наших обязанностей. Один мой коллега, например, в совершенстве выучил узбекский язык, а другой, немало меня удививший, – мой родной ирландский, на котором сегодня почти никто не говорит. Так почему бы не знать язык столь крупного земного этноса. К тому же именно русские немало сделали для освоения космоса.
И космокоординатор Брайен подал мне руку и добавил:

– Жду вашего окончательного ответа через сорок восемь часов, а пока думайте.
Уже в дверях меня настиг совершенно неожиданный вопрос:
– Скажите, Серж, где ваша "малая родина"?
Я вздрогнул от столь сентиментального оборота нашей беседы:
– Городок Алексин под Тулой, сэр.
– Кельты сказали бы: около. Впрочем, не смею вас задерживать. До встречи, Серж, отдыхайте.
Спустя положенное время я дал согласие вступить в Галактическую инспекцию.

(продолжение следует)