МОЗАИКА – ОКТЯБРЬ 1399 ГОДА, ИМПЕРИЯ ТАМЕРЛАНА… (НФ-повесть)

ДВОРЕЦ НАМЕСТНИКА В ШАХРИ-САБЗЕ, СПЕЦКОМАНДИРОВКА АГЕНТА РЕДЖАНИ.

…Материализовавшись, Зухра постепенно приспосабливалась к непривычной для себя обстановке. Сперва она несколько минут изучала низкое арочное помещение, напоминающее театральные декорации спектакля по мотивам "Тысяча и одной ночи". Только здесь всё было настоящим. И опасности, подстерегающие за дверью, тоже. Ей ли, дочери Востока было не знать, сколь дешево в те времена ценилась человеческая жизнь?!
Стены, плавно переходившие в потолок, сплошь покрывали толстые ворсистые ковры – кроваво-красные с ритмическими чёрными вкраплениями. В моде были суры из священной книги всех мусульман – Корана, вытканные причудливой арабской вязью. В углу комнаты – вычурный серебряный столик для сладостей на тонкой слоновьей ножке.
Зухра подошла к двери и упорно налегла плечом. Тщетно, дверь была плотно заперта снаружи. У двери с грозным вооружением стоял нукер, в самой комнатке – тихий уютный рай: словом, золоченая клетка…
Тем временем включился портативный приемник, вмонтированный в черненный обруч, охватывавший тонкое женское надбровье. Зухра мгновенно уловила излучение, исходящее от небольшого перстенька, за которым она сюда и отправилась. Значит, местный правитель недалеко. Это дорогая игрушка с его царственного мизинца. Теперь всё зависит от того, как скоро сам повелитель соизволит к ней благоволить. И сможет ли она тогда незаметно снять перстень с его руки.
И ещё что-то неприятно кольнуло её в сердце, – похоже, совсем недавно на этом островке невольничьей роскоши побывала чёрная старуха Смерть.
Девушка прислушалась: снаружи легким ковровым шелестом донеслись тихие шаги, очевидно, неповоротливого грузного человека. Это можно было предполагать по их шаркающему неторопливому ритму.
Придворный евнух, всё ещё дрожавший даже от одного напоминания о недавнем ханском гневе, осторожно шёл вдоль гаремного помещения, и над всеми его чувствами довлел страх.
Накануне свела счёты с жизнью, уйдя в лучший из миров, одна из ханских любимиц – наложница из-под Коканда Гульджамаль. Она, мерзавка, позволила себе повеситься на туго заплетенной косе, равной которой не было даже в гареме у соседнего падишаха!
Прознав про то, правитель пришел в неописуемый гнев, и в ярости приказал всыпать евнуху сто плетей. А в плеть беспощадного палача были вплетены шарики из презренного металла – свинца. Такие же шарики в те времена вплетали в бороды купцы-евреи, не признававшие Аллаха. Пообещав исправиться, евнуху еле удалось умалить ханский гнев. Взамен погибшей обещал доставить во дворец красоту в мире не виданную.
К тому же хан ещё пригрозил, что если подобное повторится, то евнуха сварят живьём в кипящем овечьем масле, на что палачу будет отпущено сто бараньих курдюков и три поленницы дров! А изобретать утонченные казни восточные деспоты в те времена умели. Вот почему сей несчастный так жутко проклинал невольницу-самоубийцу, едва не потащившую его за собой…
А ведь на том свете нет хурмы и халвы. Чтоб её, негодницу, рвал шайтан многократно! До сих пор даже от предощущений – ни лечь на спину, ни сесть!..
Ноги сами понесли его к той злополучной комнате, где это случилось. За ковровой стеной послышался странный звук. Евнух решительно отпер дверь и застыл на пороге. Келья не пустовала. На розовом пуфике, по-кошачьи изогнувшись, полулежала незнакомая девушка, которой ещё вчера в ханском гареме не было. Сперва евнух принял её за гурию – райскую усладительницу земных праведников и заоблачных падишахов…
От неожиданности гаремный страж зажмурился и потряс головой. К тому же у него громко зазвенело в ушах, – Зухра включила высокочастотный канал приёма, – видение не исчезало.
– Кто ты? – спросил евнух резким писклявым голосом. Как видно, он не был даже дальним родственником так почитаемых в средневековье кастрированных певцов.
Незнакомка насмешливо промолчала. Он продолжал спрашивать её о том же на нескольких знакомых ему наречьях, даже на "урус". В те времена и русских пленниц доставало в гареме… Когда вопрос прозвучал на фарси, уста незнакомки дрогнули.
– Я родом из Хорасана, – чуть не пропела Зухра своим бархатно-медовым голосом. И это была чистая правда.
– Не шайтана ли ты дочь, отвечай? – строго потребовал соглядатай, про себя уже алчно оценивая возможные выгоды от столь неожиданной удачи. Девушка воистину была хороша, а дочь дива она или самого шайтана, это уже не имело значения. Ключи от клетки были у него в руках, а пленница была настоящей. Её мог привести прямо с базара и какой-то нерадивый олух из стражи, отобрав у странствующего торговца невольницами Востока. Подумаешь, шайтан – не шайтан!..
Мгновенно опомнившись, как от разряда молнии, опальный слуга ретиво побежал к грозному хану, приказав по пути стражнику охранять дверь. Он явно полагал, что теперь его господин сменит гнев на милость и одарит его всяческими дарами вместо обещанных наказаний. Ведь плеть палача ещё не взвивалась над ним, хотя тот и щёлкал страшно зубами, предвкушая экзекуцию не последнего царедворца.
…Когда евнух согбенно распластавшись у трона, завершил свой доклад, хан взглянул на него недоверчиво:
– Как тебе, сын шакала, не ведомо, откуда она взялась? Может быть, ты прикупил её прежде и утаил от глаз и чресел моих, дабы иметь извиняющие мотивы? А если бы Гульджамаль не погибла, то кому бы ты продал эту красотку? А ведь купил ты её, ослиный помёт, за деньги из моего казначейства!.. Вот повелю тебя четвертовать, колесуя…
– О, могучий владыка, не вели казнить… Сегодня же будет выпорот весь караул…
– От меня добавишь по сто плетей каждому, – внезапно успокоился хан. – А тех, которые выживут, тут же продашь на галеры иноземным купцам! Новую стражу сам подберу. Закончим на этом! Иди.
Хан резким жестом указал строго на дверь. Едва живой евнух по-пластунски отполз задом к двери. На том его и оставим…
Хан же, обратясь к главному визирю, между тем произнёс:
– Бахтияр, вели завтра затеять пир по случаю нашей недавней победы над врагом, пусть хорошенько вытравят в щелочи бокалы из черепов, да ровно столько, чтобы каждому пьющему хватило вражьих голов аж на десять перемен! Гулять, так гулять, а затем мы посетим эту с Неба упавшую. В моих пределах великий Аллах дарует мне всё!..
…Зухра страстно плясала. Багровые отблески из бронзовых светильников освещали её, извивающуюся подобно гюрзе… Владыка на троне лениво наблюдал за танцем, его перстень из светящегося металла испускал белесое, нестерпимо яркое излучение.
Сенсор находился в головном обруче и отзвук уникального излучения из отдаленного будущего, казалось, проникал прямо в мозг.
Зухра едва ощущала всё внешне происходящее… по-варварски роскошную обстановку дворца, нукеров, бдительно стерегущих по углам, и ещё троих истинных пленниц, медленно изгибающихся в такт заунывной дворцовой музыке. Сейчас предстояло затмить их всех. Наместник Тамерлана был просто обязан обратить на неё внимание. В отличие от наложниц, в её личном опыте были века…
Глаза Зухры, не мигая, пронзали сонные зрачки хана – наместника провинции великой империи. В этот момент она использовала всю доступную ей силу внушения, и кажется, это имело успех.
Когда смолкли зурна и бубен, правитель со своего высокого трона швырнул ей нечто блестящее пренебрежительным жестом. В её время обычно так швыряли собаке кость… Человеческая природа в веках менялась неторопливо...
На миг распластавшись в низком поклоне, Зухра мягко подняла с ворсистого ковра золотистую цепочку с вкраплением овального кусочка изумительной бирюзы. Возможно, печальная участь постигла её прежнюю владелицу: она либо была проткнута копьём, либо уведена в унизительное рабство. Увы, сейчас не время было задумываться над этим.
Хан бросил подарок именно ей, так что только оставалось ждать его скорого визита.
…Судя по тому, как "зашкаливал" встроенный датчик на браслете, великий хан вот-вот должен был войти. Девушка внутренне подобралась, ожидая его появления. И вот властный владыка явился. Он предстал на пороге с взором ястреба, высматривающего беззащитную жертву.
Постояв минуту, он ступил ей навстречу. Зухра, призывно улыбаясь, приподнялась с низкого ложа. Сейчас ей предстояло разыграть любовный спектакль, от исхода которого зависело – быть или не быть заветному перстню у неё…
Хан плотно сжал тело Зухры в объятиях, которые нельзя было назвать даже пылкими. Подобно льву он рвал на ней немногие одеяния. Его драгоценный перстень, в котором в инопланетный металл был вплавлен земной хризолит – серо-голубой минерал со скрытым хищным отливом. Он-то и оцарапал ей кожу плеча. От боли глаза Зухры дрогнули. Но девушка продолжала производить змееобразные движения, которые так понравились повелителю во время "конкурсного" танца. Она тихо простонала, когда властный повелитель грубо овладел ею. Однако универсальная контрацепция веков её гарантировала. Ни от этого мужлана, ни от его нукеров она не смогла бы зачать. Тонкая пелена Времени надёжно разделяла их навсегда. Оставалось чувство брезгливости и досады.
Но пока любовный угар властителя ещё не прошёл, Зухра игриво стала выпрашивать перстень, аргументируя свою прихоть сиюминутными женскими причудами – вот хочу и надо! Она говорила на фарси, а он на одном из здешних местных наречий, однако хан её понял. Ему, в этих делах искушенному, хватило одних жестов и интонаций. Даже в чём-то Зухра его насмешила и показалась капризной маленькой обезьянкой. От этого он словно разомлел, отчего вдруг кивнув в знак своего высочайшего согласия, небрежно снял перстень с пухлой руки и протянул его но-вой своей наложнице. О Аллах, она вполне могла родить ему достойного наследника!..
Она одарила хана длительным прощальным поцелуем. От хана несло так, как будто он варил жертвенного козленка в молоке его матери. Сей исторический экспонат её более не занимал. Оставалось тщательно вымыть свое влагалище и забыть о столь специфической миссии храмовой проститутки! Хорошо, что хоть не Вавилонской блудницы. Серж подобного бы не одобрил, и случись ему явиться во дворец хана, быть бы тому евнухом у себя в гареме… А ей – Дездемоной… Но агентурная этика требовала толерантности по отношению друг к другу, и Зухра свято надеялась, что её Серж не изменил ей в девятнадцатом веке…
…Прошёл час, прежде чем из тишины ночного гарема сквозь толщу времён про-бился краткий сигнал: "МИССИЯ ВЫПОЛНЕНА, ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!"
Пройдёт немного времени – в воздухе засветятся фиолетовые "ворота" хроноперехода, и одной ханской наложницей станет меньше…

МАРТ 1597 ГОДА, МОРСКОЙ БОЙ В КОРЕЙСКОМ ПРОЛИВЕ, СПЕЦКОМАНДИРОВКА АГЕНТА ПАК ЧХОН ИЛЯ
Ветер дул с моря. Тяжелые облака наползали с востока. Всё предвещало близкую бурю. Вода в проливе казалась свинцовой.
Но страшней этой была другая буря – рукотворная, уже несколько часов бушевавшая на морских просторах.
Рассекая не слишком быстро, но уверенно волны, упорно двигался кобуксон – судно-черепаха. Его нос был украшен громадной черепашьей головой, а его почти плоская поверхность напоминала черепаший панцирь. Верхняя палуба корабля, тщательно обитая железными листами прочно прикрывала команду судна от вражеского огня, а через ряд бортовых отверстий – по шесть с каждой стороны, да ещё с носового и тыльного кормового велся непрерывный огонь по неприятелю. По обоим бортам морской черепахи к тому же торчали железные острия бортовых таранов.
Японских кораблей было множество, но по своим тактическим качествам они, безусловно, многократно уступали одному упорному кобуксону. Вступать с ним в бой было не менее рискованно, чем европейским парусникам середины девятнадцатого века – с линейным кораблём первой половины века двадцатого…
Артиллерийские ядра летели градом с японских боевых кораблей, по сути, не причиняя кобуксону большого вреда. Первый в мире броненосец продолжал мерно двигаться в сторону противника. Ядро, выпущенное встречно из носовой пушки мгновенно сшибло мачту японского судна. Противник запаниковал. И было отчего…
Корабли постепенно сближались. Можно было разглядеть искаженные яростью лица самураев. Иные уже пустили в ход луки и пращи, целясь в бойницы по обоим бортам тихоходного кобуксона. Японцы полагались на свою маневренность, но большинство стрел и камней отскакивали от крепких бортов. Бронированный тихоход уверенно пробивался вперёд.
На борту этой мощной "черепахи" волею Провидения находился темпоральный агент Пак. Одет он был так же как и все морские воины конца грозного шестнадцатого века. В молодых азиатских нациях била кровь, и она лилась рекой. Ни для кого не заметным оставалось лишь то, что его меч, висящий согласно боевому уставу корейского войска на кожаном коротком ремне, был изготовлен по нанотехнологиям далекого будущего.
Мало кто из бойцов корейского судна принял бы его за чужака, да и в пылу абордажного боя было не до того… Внезапно всем весом своего тяжелого корпуса кобуксон врезался в борт более легкого неприятельского судна и мгновенно протаранил его, разбив почти пополам. Под страшный треск обшивки в пробоину корпуса японского судна хлынула морская вода, и тут же обе отдельные половины почти синхронно стали заваливаться на бок, погружаясь в морскую пучину…
Небольшой датчик, имплантированный за левой ушной раковиной, позволял Паку сканировать нездешнее излучение фрагмента пространственно-временного преобразователя, заброшенного из грядущего. В этом мире он представлял собой часть декоративной бородки драконьей головы, украшающей нос очередного самурайского судна. К тому же этот реликт служил теперь скрытым талисманом заморских завоевателей.
Морская черепаха медленно шла на таран. Пак чуть не вскрикнул: ведь именно здесь и сейчас может произойти самое непоправимое: корабль захватчиков затонет вместе с артефактом, и тогда задание всей группы будет провалено!
Он ловко выбрался из-под металлических защитных щитов на узкую смотровую палубу и, выхватив меч, отчаянно перелетел на стоящее уже борт о борт вражеское судно, вдоль корпуса которого раздавался сокрушительный треск.
Не успевшие понять свое поражение самураи недоуменно глядели на одержимого корейца, не понимая, чего ему здесь надо.
Паку показалось, что не почувствуй он ненависть к этим воинам, задание так и останется невыполнимым. А ведь эти нелюди были историческими врагами его родины…
Правда, чуть позже перед ним всплыл образ милейшего Итиро Ямакавы, собрата по Высшей морской школе… "Прости меня, приятель Итиро, будь бы даже эти люди твоими кровными предками, я не смел бы сейчас поступать иначе!.."
Воспоминания прервались...
От носа корабля, где находился вожделенный кусок металла, Пака отделял какой-нибудь десяток локтей. Его смело можно было преодолеть всего в два-три броска. Но для этих людей он должен был навсегда остаться почти мифическим человеком в черном. О таких в просвещенном двадцатом веке уже слагали легенды…
Подняв меч, Пак восстанавливал в памяти скупые строки учебника, в котором ему запомнились горькие слова о далеком прошлом, или будущем, если глядеть отсюда, из мрачного средневековья. Они словно подпитывали сейчас его мышцы энергией, переходя в мощные взмахи клинка…
…"Только в 1910 году пала последняя корейская королевская династия, и Корея на несколько десятилетий стала японской колонией. Но прежде прошли века"…
Сейчас в смертельном поединке сошлись два странных воина – один, старый самурай, привычный к кровавому оружию с детства, другой, сын двадцать четвертого века, научившийся владеть мечом на ускоренных курсах, во время которых всех тонкостей многовекового боевого опыта самураев было не перенять. Приходилось полагаться на свои собственные силы, изворотливость и удачу.
…В калейдоскопе воспоминаний пронеслось что-то о том, что обучение в школах Кореи в те годы шло на японском языке и из народной памяти изымались сведенья об истории и географии родины…
Пак произвёл сокрушительный удар по металлическому шлему противника. Вислоусый самурай вовремя успел увернуться… Гортанное "х-р-р" вырвалось из его рта. Он был готов к длительному и жестокому бою!
Пак же, владея методикой резкого уплотнения времени, стал молниеносно перемещаться по палубе. Теперь он двигался как боевая машина, нанося смертельные удары с разных направлений. Вот уже сбита со лба противника грозная кованая каскетка, вот уже и он сам не смог бы сказать, скольких прислужников грозного самурая он поразил насмерть. Вся палуба уже была в крови. Теперь по ней то и дело приходилось скользить…
Пак был страстно захвачен участием в бою. А в это время в голове мелькало: "…во время японской оккупации были запрещены массовые выпуски корейских книг и газет, и практически свернуто отечественное кинопроизводство. И так – тридцать пять лет под пятою японских захватчиков!.."
Нанеся разительный удар сверху, Пак переполовинил прочный вражеский щит. Враг превратился в жертву, издавшую свой последний печальный крик. Но тут судно, и без того уже на две трети ушедшее в воду, резко накренилось. Самураи, не ожидавшие столь моментального изменения положения корпуса, полетели по обе стороны в воду. Крушение теперь было неизбежным – корпус встал почти перпендикулярно к воде. Ещё мгновение – и морские волны сомкнутся…
Оттолкнувшись от неустойчивой палубы вражеского корабля, Пак почти мгновенно оказался на носовой части. С прежним ожесточением, которое успели испытать на себе самураи, темпоральный агент принялся неистово кромсать корабельную древесину, стремясь вычленить из нее драгоценный кусок металла – витую драконью голову. Однако морская соль, казалось, прочно сцементировала разнородные материалы. Практически пришлось рвать железо руками. Пальцы Пака были в крови, но, превозмогая усталость, он вырвал заветный артефакт из тела гибнущего корабля. Пора было подумать и о себе…
Он ощутил зловещее хлюпанье морской воды под ногами. Вот-вот вражеское судно скроется в пучине морской…
Всё еще прижимая к груди свой победный трофей, он тревожно стал озираться. Во всяком случае, именно теперь он надеялся на спасение! Вот почему невольно вскрикнул от радости, рассмотрев на горизонте плоскодонную шлюпку, посланную за ним с кобуксона. Загребные корейцы дружно налегали на вёсла. Он даже чувствовал напряженное в едином ритме дыхание: пха-пху-пха!..
Только сейчас Пак, словно очнувшись, с невольным удивлением обнаружил, что не только тело его в крови, но и источник кровотечения – в нём самом. В пылу боя он не заметил раны, и лишь теперь, разъедаемая морской соленой водой, она ощутимо давала о себе знать, привлекая хищных рыб, которые всё ближе подплывали к нему. К счастью он был обучен неведомой жителям средневековья технике консервации и заживления ран. Для начала он просто сжал обе полости неглубокой грудной раны рукой. Сразу потянуло на дно. Извернувшись, как морская змея, он всё же вынырнул на поверхность. Теперь рана стала не столь обширна – под его психосоматическим влиянием она начала срастаться. Из неё постепенно выжимались морская соль и планктон.
Рука ухватилась за край весла. Оно не пошло резко вверх, а так и осталось в воде. Это было спасением. Его заметили и к нему устремились пловцы. Они и вбросили его в шлюпку.
Пха-пху-пха… Шлюпка мерно двинулась к кобуксону…
Он вступил на почти родную ему палубу корейской "черепахи". Сознание выполненного долга придавало ему сил. Он готов был обнять любого встреченного им сейчас… предка. Однако боль снова напомнила о себе и темпоральный агент Пак постепенно начал терять сознание. Полоска кровавой соли смешанная с планктоном поразила встречавших…

СЕВЕРНАЯ АЗИЯ, ПОЛУОСТРОВ ТАЙМЫР, ХАТАНГА, ШТАБ-КВАРТИРА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ – АДРЕС ВРЕМЕННЫЙ

– Старший темпоральный агент Брайен, что вы можете доложить о ходе выполнения операции "Мозаика"?
– Линейные агенты Бобров и Реджани, успешно выполнив свои задания, возвратились. Правда, между ними возникла временная отчужденность. Требуются срочные адаптивные меры, поскольку они обычно работали как дуальная пара.
– Ну, с ними ещё поработают наши психологи – дело поправимо.
– Зато Пак Чхон Иль, по-видимому, прочно пропитался духом средневековья. Это что, непредвиденный сбой в психотренинге?
– Похоже, что да: он передал, что не вернётся, пока не уничтожит тридцать пять самураев…
– А почему именно столько?
– По числу лет японской оккупации Кореи, имевшей место в двадцатом веке. Конечно, мы его извлечем, но психоаналитикам придётся с ним ещё потрудиться. Хотя парочкой подлецов в средневековье поубавится…
– И это называется – строгий отбор? Кто позволил принимать в наши ряды юных авантюристов! Никаких внеплановых ликвидаций! Никто не знает, чьими предками они являлись. Может статься, что и в крови самого Пака есть частичка этих разбойников.
– А может быть, эти отчаянные юнцы и есть наши лучшие кадры – ведь в темпоральных операциях никогда не исключается фактор риска. Впрочем, не беспокойтесь так, господа, Пак уже выведен в виртуальную зону, он сражается там с фантомами. И вообще, я ручаюсь за каждого из своих сотрудников – ведь все они – надежные люди!
– Даже Тсугва?
– Да, я уверен, что, прожив столько среди нас, со своим непростым заданием он справится по-человечески…

3100 ГОД, СПУТНИК ЮПИТЕРА – ПЛАНЕТА ИО, ХРАМ ВЕРХОВНОГО БОЖЕСТВА, СПЕЦКОМАНДИРОВКА ТЕМПОРАЛЬНОГО АГЕНТА ТСУГВЫ.

…Он огляделся. Непривычное зрелище: насколько хватает глаз – бескрайняя белая равнина. "Неужели и здесь такой же белый снег, как на Земле? Ох, уж эти мне – "белые, белые снеги" – вроде кто их выдумал…"
Тсугва наклонился и зачерпнул снежную горсть. Пальцы чиркнули по жесткой твердой поверхности. Черпать, собственно, было нечего. Внешняя иллюзорность оказалась обманчивой…
Однако здесь несколько холодновато. Впрочем, не стоит привередничать. В эмуляционных камерах – и того холоднее. По крайней мере, здесь можно обойтись без скафандра. И это главное….
Тсугва обернулся… И тут же издал сдавленный крик. Таким образом, он выразил сложное сочетание изумления и восторга. И было отчего. Увиденная им гора просто поражала размерами. Совершенно очевидным было то, что она – рукотворная!
Колоссальное сооружение масштабировало увеличенную во много раз "белую" пирамиду Хеопса. Впрочем, ни черной, подобно ступенчатой пирамиде Джаффа, ни белой, подобной пирамиде Хеопса, она не была. Правда. и над ней светил свой неоновый пирамидоид – ужасный и прекрасный одновременно.
Нечего было и думать, чтобы обойти эту громадину вокруг, ведь даже марсианские пирамиды, например, в той же Сидонии, достигавшие восьми гектаров, явно уступали ей в размере.
Запас пищевого и дыхательного концентрата в баллонах был рассчитан лишь на земные сутки, тогда как здесь время представлялось непомерно протяженным и тягостным. От этого чувства невозможно было отделаться, поэтому предполагалось действовать максимально быстро на довольно ограниченном пространстве.
Вскоре удалось установить, что, судя по слабому индуцированию на контрольных приборах, источник излучения находился где-то поблизости. Предстояли интенсивные поиски… Вот почему всяческие "ловушки" и ложные каверны были очевидны. Ведь именно так в начале двадцать первого века тогдашние земляне ошибались относительно источников воды на Марсе. Они принимали за них много-численные следы псевдоокислительных процессов, возникавших после падения метеоритов. Увы, к тому времени Марс был уже окончательно мертв….
Тсугва напряг последние силы и продолжал ползти. Благо для этого природа родной планеты снабдила его присосками на пальцах. Излучение становилось сильнее, контрольный индикатор только жалобно попискивал. Но даже он не в полной мере учитывал внутренние резервы темпорального агента-пришельца. В экстремальных условиях Тсугва мог выдержать гораздо больше – по-земному: максимум максиморум, на который датчики не были настроены. Да и сам Тсугва, гость планеты Земля, до определенного времени не желал этого… На эти скрытые резервы собственно и рассчитывал старший агент Брайен. Внешний "шлангизм" Тсугвы он изучил досконально, живя с ним несколько месяцев в общем пространстве.
Помнится однажды, Тсугва добился того, что в искусственной гелиевой среде Брайен начал обходиться без кислородной маски…
Наконец показался линейный портальный ход. Это уже было нечто – ведь до него Тсугве пришлось буквально ползти более полутора километров.
В громадном зале внутри пирамиды размещалась статуя исполинского шестирукого божества, смиренно сидящего на корточках. По всему периметру светились яркие бусинки аналогичных входов. Ничто не препятствовало войти. Оставалось только подумать, как выйти. Но сейчас было не до того. Над всем довлела статуя гигантского монстра…
На переносице свирепого тигрообразного божества горел неповторимым светом кусочек металла, оправленный в футляр из экзотического красного дерева. От этого он казался багровым. Это странное, на первый взгляд, украшение и было целью всего рискованного путешествия.
Тсугва не сомневался, что легкодостижимость заветного артефакта лишь кажущаяся. Просто не могло быть, чтобы сей знатный реликт не охранялся. Темпоральный агент всеми присосками медленно пополз по статуе, сущность которой земным исследователям было трудно определить.
В пятой его конечности пронеслась мысль: "Какое странное сочетание: далекое будущее, высокие технологии и примитивнейшее идолопоклонство!" Однако развитие искусства этой цивилизации явно отставало от техногенных факторов, что четко позволяло предположить привнесенность технологий извне. Обычно подобные цивилизации были крайне подозрительны и агрессивны. Именно о них, работая на Земле, Тсугва написал особую упредительную главу своего труда. И, как видно, не зря…
Как только Тсугва прилип к заветному осколку, как тут же противно и вязко завыла сирена. Особенности гелиевой атмосферы делали этот вой нестерпимым.
"Вот бы сейчас влупить кислородное охлаждение, – невольно подумал он, уже крепко привыкший к атмосфере Земли, – впрочем, – подумалось тут же, – аборигены при этом сгорели бы, да и сам артефакт сначала запылал бы синим пламенем, я бы и сам испарился…" Тсугва при этом вздрогнул. Ему стало жутко, и он вновь обратился к действительности, медленно выковыривая трехгранным кривым стилетом воистину бесценный осколок.
Наконец "охранительный" ларчик из прочной древесины треснул. При этом прошло радужное искрение. Оно обожгло присоски агента. Тот невольно вскрикнул.
Через несколько минут он уже обладал желанным артефактом. Крепко сжав его в передней лапе, грациозно изогнувшись всем своим звездообразным телом, он реактивно перепрыгнул к основанию статуи. В воздухе пронесся резкий запах озона, который возник над его чешуйчатой кожей. Это сработали его естественные движители, чуть, правда, модернизированные на Земле.
Однако, не долетев немного до основания странного истукана, Тсугва медленно вопреки всем земным естественнонаучным законам, неожиданно повис в воздухе.
Тсугва – представитель эпохи высочайшего развития техники и гармонии сразу смекнул, в чём дело. Он расставил пошире лапы, выбросив вдаль присоски, нащупал стенки невидимого, но прочного кокона. Силовой нарост не позволял проникнуть вовнутрь.
Ловушка была почти идеальной: случись Тсугве попасть на её невидимую поверхность, он, возможно, тут же был бы аннигилирован. Не предусмотрели устроители ловушки только временной фактор. Откуда им было знать, что темпоральный агент будет способен перемещаться во времени, как у себя дома?
Впрочем, на помощь звать было некого, но это сейчас было излишним. Участливые друзья за ним уже наблюдали, находясь за темпоральными пультами. Правда, это не были пульты в привычном смысле. Гравилучи сходились в отдаленном пространстве, образуя трехмерную голограмму. Они и предупреждали возможные ошибочные действия Тсугвы – перед собой он получал реальный трафик настоящего рельефа местности.
Вот невидимый пузырь покачнулся и поплыл, отгоняемый энергией, продуцируемой лучом мощного сканера. С орбитальной станции, зависшей в нескольких сотнях миль от Ио, с помощью хронотехники передали из будущего параметры мигрирующего объекта, вычислив сам объект и упредив его касания. Оставалось только благодарить опытных космических лоцманов, отдаленных потомков тех, кто когда-то провел "Луноход"…
…Крепко сжав в своих присосках осколок внеземного металла, агент Тсугва помчался сквозь мрак вселенной к орбитальной станции. В это время на самой Ио прошла волна от ослепительной вспышки: уже бесполезный объект контроля за ритуальным артефактом самоаннигилировался. Сработал датчик, приведший к заслуженному наказанию.
…С изумлением, но без испуга проносился Тсугва сквозь мрак космоса…

ЯНВАРЬ 2350 ГОДА, ЗЕМЛЯ, АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН, ОСТРОВ МАДЕЙРА, ШТАБ-КВАРТИРА ГАЛАКТИЧЕСКОЙ ИНСПЕКЦИИ – АДРЕС ВРЕМЕННЫЙ…

Они стояли в центре круглого зала, слегка пребывая под влиянием охватившей всех эйфории. Тсугва прежде других был награжден драгоценным орденом Братства Цивилизаций и тут же сглотнул его в свой средний желудок. Теперь он мог время от времени испускать его изумрудную ауру в окрестном пространстве. Это было действительно здорово!
Ощущение возврата с иномировья не проходило!
– А ведь всем пригодился наш совместный подготовительный ранг. Правда, хорошо, что мне пришлось здорово помахать мечом – иначе бы не возвратился, но вот возбуждать во мне патологическую ксенофобию было излишним. К тому же у самого меня прадедом был японец, а его прадед…
– Хватит, это лишнее, – прервал агента О Брайен. – Наши учебные тренажеры оказались несовершенны. Впрочем, программировали их киборги, всех тонкостей человеческой психики им не понять. Вот разве что излишние трупы – их пришлось реанимировать, иначе бы не досчитаться нам Пака.
– Кто бы мог подумать, что мне придется вальсировать при свечах и вести светский треп с престарелыми уездными аристократами. Впрочем, и среди них встречались настоящие светские львы…
– А на мою долю выпала чисто женская роль. Увы, во многом она неприемлема, и не мне говорить, что за ней не только моральные издержки, но поступить иначе я не могла: иного выхода не было. Господ моралистов попрошу отдыхать. Мне не присущ морализм просвещенного Позднего Средневековья. Но ревновать к тому, кто уже почти тысячу лет в могиле – несколько нелепо. К тому же у меня частично изменен генотип …
Тут открылась прежде скрытая боковая дверь и в помещение вошли несколько новых особей. Это были руководители Службы Темпорального Контроля. Они понимали, что без их участия дальнейшее развитие операции не состоится. Именно у них был рапорт Сержа Боброва о незамедлительном переводе в параллельное подразделение. Простить "проступок" Зухры он так и не смог..
– Дамы и господа! – вновь заговорил Брайен. Послезавтра мы все отправимся на лунный космодром провожать Тсугву. Его срок пребывания на земле истек и его модуль стартует с шестого портала. Мы еще не ведаем всех тонкостей его телепортации, но пожелаем ему удачи. Когда-то и нам сие станет доступным…
И тогда Серж задал вопрос о том, что сейчас собственно волновало в этом зале каждого – и тех, кто рисковал собственной жизнью, и тех, кто обеспечивал их темпоральные командировки – от Времен Она до времени восхождения Тсугвы на истукан экзотического инопланетного Моллюска:
– А ради чего были затрачены все наши усилия? Эта мозаика внешне выглядит столь нелепо, что порою кажется сновидением…
– Преобразователь уже восстановлен, – неспешно ответил Брайен, – но действовать будет ещё не скоро: увы, друзья, введя в действие эту махину, мы опередили собственные этические и технические возможности, возник целый техноэтический коллапс, и если ещё Сержа с Зухрой со временем мы постараемся примирить, то наша фривольность на конкретных временных отрезках просто чревата. Ведь мы реально едва не потеряли Пака, который так отчаянно сражался с собственным прапращуром – это уже установил наш компьютер, а реальный Иннокентий закончил жизнь на дуэли, защищая свою скомпрометированную честь и в службе Времени мы недосчитались двух его дальних потомков. Кстати, Тсугва с лунного космодрома убывает инкогнито, а Серж и Зухра временно станут получать зада-ния в различных пространственно-временных точках.
– А кто заменит Тсугву? – осторожно спросил Пак. – Ведь по Уставу службы нас в подразделении должно быть непременно пятеро?
Брайен вздохнул:
– Мы долго ломали себе голову. Тсугвы нам не заменить, но… Новый участник необходим. Так было всегда, так будет и впредь, в качестве исключения, он прикомандирован к нам из века двадцатого. Прошу любить и жаловать..
Вперёд выступил русый белокурый юноша. Он посмотрел на всех зорким и смелым взглядом. А Брайен продолжил:
– Представлю вам – это белорус Стась Михалёнок. В Минске ноября 1940 года он вынес из Наркомата местной промышленности пресс-папье, представлявшее ос-колок того же преобразователя. В отличие от всех вас он его просто вычислил, по-скольку был обычнейшим счетоводом, но начитался работ Циолковского, Шаргея-Кондратюка и Цандера… Мы прибыли за ним вовремя, в это время к его дому уже подкатывал чёрный "воронок".
– Вы хоть как-нибудь наказали тех, кто был в том "воронке"? – азартно спросил Пак.
– Скажу откровенно, нет. Случись подобная нелепость, мы бы не досчитались бы нынешнего начальника нашей службы. В разные конкретные времена люди деятельные были способны принимать самостоятельные решения. Обратясь к Тсугве, Брайен добавил:
– Описывая Землю, постарайся быть как можно объективней. В нашей истории случались времена, когда сопредельные народы в своих легендах перевирали жизнь соседей, а брат вставал на брата… Очень бы не хотелось, чтобы нечто подобное повторилось в межпланетном масштабе. И вот что еще, – здесь Брайен протянул Тсугве допрежде закрытую ладонь:
– Возьми с собою на память. Восстановление реактора в прежнем виде пока невозможно. Пусть же эта частица инопланетного сплава послужит залогом нашего партнерства. Ведь именно ради неё ты рисковал жизнью…
Стоявшие рядом молча с ним согласились.

Январь – июнь 2002 г.